Постановление врачей об операции, как вспоминает помощник начальника воздушных сил РККА Иосель Гамбург, очень расстроило Михаила Васильевича. Даже жену Михаила Томского (председателя советских профсоюзов) он встретил словами: «Вот побрился и новую белую рубашку надел. Чувствую, Мария Ивановна, что на смерть иду, а умирать-то не хочется». Предчувствие какого-то неблагополучия, чего-то непоправимого угнетало его. «Уступая настояниям врачей и Сталина, – пишет историк Александр Жирков, – Фрунзе вынужден был дать согласие на операцию. Факт постороннего давления, настаивания на необязательном и смертельно опасном для организма хирургическом вмешательстве, не был секретом для современников тогдашних событий».
Известный советский патологоанатом профессор Яков Рапопорт вспоминает, «что операция по поводу язвы двенадцатиперстной кишки была сделана по настоянию Сталина. Намекали на то, что Сталин был заинтересован в роковом исходе операции». «Сталин преднамеренно погубил Фрунзе», – была уверена жена Николая Бухарина. Известно, что накануне операции врач анестезиолог Алексей Очкин был вызван на Лубянку. По этому поводу Анастас Микоян пишет, что Сталин просто разыграл спектакль в своем духе: ГПУ было достаточно «обработать» анестезиолога. «В те годы, – по отчетам доктора медицинских наук Ивана Калюжного, – поговаривали еще вот о чем. Одного из участников консилиума охватили сомнения относительно необходимости операции. Сразу же после совещания медиков он направился в Кремль, где его принял секретарь Сталина, которому он изложил все свои сомнения. После чего профессора с благодарностью отправили домой на кремлевском автомобиле. На Большом Каменном мосту машина врезалась в перила и упала в реку. Шофер успел выскочить, но незадачливый медик погиб».
По словам Микояна, Сталин, готовясь к большим потрясениям в ходе борьбы за власть, «хотел иметь Красную армию под надежным командованием верного ему человека, а не такого независимого и авторитетного политического деятеля, каким был Фрунзе». «По всем своим деловым, политическим и особенно нравственным качествам, чрезвычайно импонировавшим современникам и обеспечившим ему заслуженно высокий авторитет в массах и руководстве, он, – пишет Жирков, – объективно мог и должен был рассматриваться (как его единомышленниками и соратниками, так и соперниками и недругами) как один из наиболее вероятных претендентов на самый высокий пост в стране. Сталин имел вполне реальные основания опасаться этого соперничества».
4 февраля 1925 года Фрунзе выступил с прямодушным заявлением в поддержку прежних боевых товарищей, объявленных троцкистами и оппозиционерами. Более того, нарком допустил возможность для каждого члена партии иметь собственные суждения. «Призывать к внутрипартийному плюрализму, в то время как генеральный секретарь вознамерился стать великим кормчим, – пишет Тополянский, – и думать за всех, было непростительной оплошностью».
К этому времени в английском ежемесячнике «Аэроплан» появилась статья о Фрунзе, озаглавленная «Новый русский вождь». «В этом человеке, – говорилось в статье, – объединились все составные элементы русского Наполеона». Статья о русском Наполеоне произвела на Сталина тяжелое впечатление. По мнению секретаря генсека Бориса Бажанова: вождь увидел во Фрунзе будущего Бонапарта и был этим очень обеспокоен. Затем недавно избранный руководитель Советского государства вдруг проявил трогательную заботу о наркоме, сказав: «Мы совершенно не следим за драгоценным здоровьем наших лучших работников». После этого Политбюро чуть ли не силой заставило Фрунзе согласиться на операцию. Бажанов не сомневался, что тот был убит по воле руководителя страны товарища Сталина.
Странная смерть Фрунзе изменила расстановку сил в руководстве партии и усилила позиции Сталина, который сумел взять под личный контроль и руководство Красной армией. «Может быть, это так и нужно, чтобы старые товарищи так легко и просто спускались в могилу», – сказал вождь над гробом Фрунзе. Смерть Фрунзе была в интересах Сталина. После гибели командарма на его место был поставлен Ворошилов, стопроцентный сталинист. Вместо Дзержинского во главе ГПУ, по существу, оказался Генрих Ягода. Теперь Сталин контролировал не только весь партийный аппарат, но и Красную армию и государственную безопасность. Смерть Фрунзе существенно облегчила Сталину победу над Зиновьевым и Каменевым, а позднее – над Бухариным и Рыковым.