— Вы имеете в виду, мой внук?
Сулли кратко засмеялся, как бы извиняясь.
— Прошу прощения. Ваш внук, конечно.
— Надеюсь, люди поймут, что мы стараемся защитить его и рассказываем ему только самое необходимое. Он же еще ребенок. Но само собой, последние события произвели на него сильное впечатление. Как то, что он узнал о своем биологическом отце, и… — она аккуратно промокнула бумажной салфеткой глаза, — то, что мы не рассказали ему всю правду. — Это влияет на его обучение в школе, и иногда на отношения с другими детьми. Но он мальчик сильный и умный. Я думаю, он все понимает или поймет вскоре, что мы сделали все только из лучших побуждений.
У Рибе тряслись руки.
— Так не пойдет! Она воспользовалась делом, чтобы заработать симпатии! Ее дочь родила ребенка от террориста!
В воздухе осталось так мало кислорода, что Рубену казалось, он дышит через трубочку.
— Что бы вы сказали тем, кто спросит о вашей способности мыслить здраво? Ведь терроризм и террористы сильно повлияли на вашу жизнь, — спросил редактор.
— Думаю, многие родители знают, что иногда мы видим в детях только лучшие стороны. А Аннетте… вступив в секту Сульру, дочь изолировалась. Она потеряла способность мыслить здраво, и ею овладели… неправедные, греховные мысли о намерениях Господа. — Шмыгнув носом, Ветре вытерла слезу. — Мы должны были это увидеть и предупредить ситуацию. Конечно должны были. А потом стало слишком поздно. Но… любовь слепа. Клише, но так и есть.
Экран мигнул, и изображение пропало.
— Рибе выдернул провод из розетки и положил руки на стол. — Видишь, что творит эта женщина? Она все перевернула с ног на голову. Ты слышал, как она и меня добавила в эту кашу? Мол, я оказал ей неоценимую поддержку!
Премьер-министр прав. Если он даст всем понять, что не поддерживает Ветре, в глазах общества он будет просто циничной сволочью. А еще все бы поняли, что премьер не в состоянии контролировать собственных сотрудников. А Ветре предстанет порядочной дамой, пожертвовавшей собой ради внука. И вишенку на торте добавит полиция. Теперь, когда дело обнародовали, Ветре поспешила рассказать правду, чтобы у членов партии были все факты на столе перед выборами лидера. Перед выборами Ветре в качестве лидера. У Рубена не оставалось сомнений. Все любят, когда сначала рассказывают плохую новость, а потом хорошую. Когда показывают свою человечность. Политическая игра высшего уровня.
— А эти крокодильи слезы… — лицо Рибе побелело. — Эта женщина метит не в министры финансов. Она метит на мое место! Она хочет стать премьером! Ты… ты во всем виноват. Значит, она все знала! Кто-то ее предупредил!
Предполагалось, что слова начальника ранят Рубена. Что они проникнут в самую глубину души и вызовут в нем стыд. Всю свою взрослую жизнь Андерсен жертвовал всем своим временем и отдавал все свои силы ради этого человека. Но Рубен никогда не считал это жертвой. Напротив, Рубен считал эту работу самой важной, правильной и наполненной смыслом из всего, что он когда-либо делал. Он ни на секунду не пожалел о выбранном пути. Ни разу.
А теперь его обвиняют в предательстве?
Наверное именно это больше всего поразило Рубена Андерсена. Осознание, что слова Симона Рибе больше не вызывают в нем никаких эмоций. Желчь премьера не жгла ему сердце. Словно с Рубена сняли заклятье. Советник больше не испытывал никакого благоговения перед этим разгневанным мужчиной. Никакого страха, ни даже уважения, а только равнодушие.
Премьер-министр хотел, чтобы с Ветре как следует разобрались. Теперь удар отрикошетил в него самого.
Глава 68
В окнах опенспейса было темно. В стекле Фредрик увидел лишь собственное отражение. Свое лицо в прямоугольных очках. Ряд рабочих столов с мониторами, доску с уликами, которой он мог коснуться, если отодвинет кресло назад. Повернувшись лицом к зеркалу, следователь видел весь опенспейс зеркально. А повернувшись спиной, Фредрик видел все таким, как оно есть. Но не видел себя.
Что же лучше? Видеть мир таким, какой он есть, но не быть его частью, или видеть себя в мире, где все лишь зеркальное отражение? Какой он видел Кафу? Такой, как она была в реальности или как отражение в зеркале, где все было не так, как казалось? А может, даже и не как отражение в зеркале. А просто мираж. Отблеск чего-то чужого.
Не нашлось ни одного отчета полиции, где говорилось, что Кафа попала в автокатастрофу. И ее сын, Номан Мохаммед Икбаль, тоже не попадал. Но этого утверждать нельзя — по данным регистра населения, детей у Кафы Икбаль не было.
Фредрик откинулся на спинку стула, снял очки и с силой потер глаза. Ничего не понятно. Что же здесь происходит?
У Кафы есть брат, Васим. Тот парень на фотографии в кухне. В регистре указано, что он переехал в Великобританию. Азин, мать Кафы, умерла в 2006. А вот отец, Махмуд, очевидно еще жив. Он зарегистрирован по адресу в Хёйбротане недалеко от центра.
Некоторое время Фредрик сидел, уставившись перед собой. Может, это дело касается семьи Кафы? Может, его разрозненные знания связаны нитями семейной трагедии, о которой он и понятия не имел?