Не предполагала я, что больше трех лет проведу в этом чудном месте, которое для меня окажется родным и так много мне даст! Мама побыла со мной еще дня три и уехала домой, далеко, в нашу родную Сибирь. Её ждала семья и работа. Внутри у меня все опустело. Мне хотелось быть одной, плакать, чтобы мне никто не мешал. Хотелось тишины и покоя. Но меня окружали ровесники, веселые подростки. В палате было двенадцать коек, двенадцать девочек. Им предстояло познакомиться со мной, а мне с ними. Они разговаривали, смеялись, о чём-то перешёптывались. Новый человек в любом коллективе вызывает особый интерес. Ко мне стали подходить, интересоваться – откуда я, что болит. Желания общаться у меня не было никакого. Всё заглушала невыносимая боль. Безразличие ко всем и ко всему заполнило мою жизнь. Хотелось только одного: чтобы никого не было поблизости, чтобы никто меня не трогал, не задавал никаких вопросов, не раздражал любопытством. Постоянная невыносимая боль сделала меня нелюдимой и одинокой.
Через несколько дней, после всевозможных анализов и обследований я была «закована» в гипс. От самых подмышек до кончиков пальцев обеих ног был наложен тяжелый, толстый гипсовый «панцирь». Между ногами вбинтована палка на уровне коленей или чуть ниже. Получилось подобие буквы «А» и называлось это распоркой. Теперь я совершенно не могу шевелиться. На «свободе» остались только руки и голова. В мокром гипсе очень холодно, пробирает дрожь. Со всех сторон кровать обставляют лампами-рефлекторами, чтобы гипс побыстрее высох. Вспомнился мой первый санаторий раннего детства. Подумалось: все повторяется. Неужели вся моя жизнь будет идти по кругу страданий, боли и слёз?
Но время идёт своим чередом. В детском санатории все должны учиться. В санатории «Кирицы» дети лечатся с первого по десятый классы. Меня записывают в седьмой, поскольку я заболела, не закончив его. Учителя приходят после нашего завтрака, надевают белые халаты. Мальчишек нашего же класса на кроватях свозят в палату девочек, то есть нашу, и начинаются занятия. Ходячих мало, они умещаются за одним столом. В основном у всех строгий постельный режим, правда, некоторым разрешалось сидеть. Но в таком тяжёлом состоянии как я не было больше никого.
У каждого из лежачих фанерки. На них мы кладём тетради и, придерживая их левой рукой, пишем. Ходячих вызывают к доске, которая висит в нашей палате. Мне не разрешалось поднимать голову, и я не видела, что пишут ходячие. Могла только слушать. Кровать мою всегда ставили рядом с дверью, чтобы на перемене медсестра могла подойти и сделать укол. Целыми горстями пью таблетки, очень сильные противотуберкулёзные препараты. И хотя боль не отпускает, я замечаю, что стало немного легче переносить ее. Появилось много отвлекающих факторов. Днем – уроки. После тихого часа нужно делать домашнее задание. Девочки не дают уйти в себя. Все относятся ко мне хорошо. Многие из них стали для меня настоящими подругами. Ребята у нас лежали со всех концов Советского Союза: от Находки до Прибалтики. Санаторий имел статус Республиканского, поэтому дети многих Союзных Республик проходили лечение в Кирицах.
Наконец-то закончился учебный год. На летние каникулы всех детей, начиная с первого, по десятые классы переводят из здания на воздух в парк. В парке построены десять открытых павильонов для каждого класса. Павильон имеет две боковые стены и крышу. Обе продольные стороны открыты. Только у одной, где стоят наши кровати, имеется тяжелый брезентовый тент на случай дождя или сильного ветра. Все три летних месяца мы на открытом воздухе. Организм постепенно привыкает к сквознякам, холодным ночам, мы закаливаемся.
В парке очень красиво. Дорожки асфальтовые, наши кровати на колесиках хорошо едут. Ходячие катают на кроватях тех, кто лежит. Повсюду цветы: розы, каллы, петуния, львиный зев, георгины.