Он подождал мгновение, чтобы его слова дошли до меня. Я посмотрела на его джип. Стена холодного отчуждения между нами рухнула. А появилась она только из-за архангелов. Без них, все, с чем я и Патч боролись, не имело значения. Только они были нашей проблемой. Я хотела оставить и их, и все это позади, и уехать с Патчем. Я хотела быть беззаботной: жить только здесь и сейчас. Мы смогли бы заставить друг друга забыть о произошедшем. Завтра мы бы просто посмеялись над запретами, границами и всем остальным. Только я и Патч, а все остальное неважно.
Ничто неважно, кроме уверенности в том, что произойдет, когда отведенный нам срок подойдет к концу.
Я могла выбирать из двух вариантов, но выбор был очевиден. Единственное, что я могла сделать, чтобы защитить Патча, отпустить его. Прекратить любые контакты с ним.
Я даже не осознавала, что плачу, пока Патч не прикоснулся большим пальцем к моим влажным глазам.
— Шшш, — промурлыкал он. — Все будет хорошо. Я хочу тебя. И не могу продолжать жить так, как сейчас, находясь на перепутье.
— Но они отправят тебя в ад, — я запиналась, и мои губы дрожали.
— У меня было время, чтобы смириться с этим.
Я не хотела показывать ему, как это больно, но продолжала захлебываться в слезах. Глаза были мокрыми, а в груди все болело. Если бы не я, он не стал бы ангелом-хранителем. Если бы не я, архангелы не пытались бы его уничтожить. Я была виновата во всем этом.
— Сделай мне одолжение, — сказала я, наконец, тихим и совершенно не своим голосом. — Скажи Ви, что я ушла домой. Я должна побыть одна.
— Ангел? — Патч взял меня за руку, но я высвободила ее.
И поняла, что мои ноги продвигаются к выходу, шагая одна за другой. Они уводили меня все дальше и дальше от Патча, так, словно бы я растеряла способность чувствовать свое тело и управлять им.
Глава тринадцатая
На следующий день Ви высадила меня у входа в бар Энзо. Я была одета в сарафан с желтым принтом, который был одновременно и кокетливым, и классическим, и был гораздо более оптимистичен на вид, чем то, что я чувствовала внутри себя. Я остановилась перед окнами, чтобы встряхнуть волосами, которые кудрявились после сна, но жест этот вышел неестественным. Я заставила себя улыбнуться. Эту улыбку я отрабатывала все утро. Застыв на моих губах, она выглядела натянутой, и было такое ощущение, будто вот-вот переломится пополам. В отражении окна она казалась пустой и фальшивой. Но утром после ночи, проведенной в слезах, такая улыбка была лучшим, что я могла из себя выдавить.
После возвращения от Марси прошлым вечером я свернулась калачиком в своей постели, но так и не уснула. Ночь я провела, мучимая самоистязающими мыслями. Чем дольше я не спала, тем головокружительней уносились от реальности мои мысли. Я хотела сделать заявление, и мне было очень обидно, я переживала о том, насколько резким оно было. Мне в голову пришла мысль, которую в своей прежней жизни я никогда бы не одобрила. Если я покончу с собой, архангелы узнают об этом. Я хотела, чтобы они испытывали угрызения совести. Я хотела, чтобы они усомнились в своих архаичных законах. Хотела, чтобы они несли ответственность за то, что разрушили мою жизнь, за то, что все отняли у меня.
Всю ночь мое сознание тонуло в водовороте подобных мыслей. Мои эмоции проходили сквозь душераздирающую потерю, отрицание, гнев. В какой-то момент я пожалела, что не убежала с Патчем. Любое счастье — неважно, насколько короткое — казалось, лучше, чем долгая медленно-кипящая пытка — день за днем просыпаться, зная, что я никогда не смогу быть с ним. Но, как только сегодня утром солнце начало пробиваться сквозь темное небо, я приняла решение. Я должна двигаться дальше. Либо так, либо погружение в вялотекущую депрессию. Я заставила себя двигаться, чтобы принять душ и одеться, и пошла в школу в твердой решимости, что не позволю никому лезть мне в душу. Ощущение покалывания охватило мое тело, но я отказывалась показать хоть один внешний признак жалости к себе. Я не позволю архангелам победить. Я собиралась взять себя в руки, найти работу, оплатить выписанный мне штраф, закончить летнюю школу с наивысшими баллами, и занять себя настолько, чтобы думать о Патче только по ночам, оставшись наедине со своими мыслями.
Внутри "У Энзо" слева и справа располагались два полукруглых балкона с широкой лестницей, ведущей вниз в основную обеденную зону и к барной стойке. Балконы напомнили мне изогнутые подиумы, возвышающиеся над партером. Столики на балконе были заполнены, и только несколько одиночек, пьющих кофе и читающих утреннюю газету, оставались в зале. Сделав глубокий вдох, я спустилась вниз по лестнице и подошла к барной стойке. — Простите, я слышала, вы нанимаете бариста, — сказала я женщине за кассой.
Мой голос звучал безжизненно, но у меня не было сил попытаться это исправить. Рыжеволосая женщина средних лет с бэйджем, на котором было написано "РОБЕРТА", подняла глаза.