Крещатик № 94 (2021)

– За что? – возмущённо удивился Ленц.

– А ты считаешь, не за что?

– Конечно, не за что. То, что я не сочувствую родственникам этого Глоты, не значит, что я совсем пропащий человек. Наверное, если бы издох я, то и они вряд ли искренне посочувствовали бы моим близким. Скорее всего, поинтересовались бы обстоятельствами смерти. Сказали бы дежурные слова о том, что нужно крепиться, и занялись бы своими повседневными заботами. Это не цинизм. Это самозащита человека.

– Нет, я с тобой точно не пойду туда – решительно заявил Лутковский.

– Это отчего же? – театрально изумился Ленц – отчего именно со мной не пойдёшь? – буйно спросил он Лутковского.

– Ещё не хватало, чтобы ты там бутылку украл.

– Ничего не проси. Сами дадут, – неточно процитировал Булгакова Ленц.

– Этого только не хватало. Тебе что, на бухло не хватает? – возмущенно буркнул Лутковский.

– Экий ты непонятливый, – осуждающе посмотрел на друга Ленц.

– Ну что еще? Я действительно не понимаю.

– Идем, спустимся за поминальный стол – и через десять минут всё поймёшь. Ведь всё по настроению, и по моему, и по твоему настроению, как я понимаю.

– Ну вот откуда ты знаешь о моем настроении? – возмущённо дёрнулся Лутковский.

– Да вот оттуда. Иначе не стал бы ты с порога докладывать мне о своих замыслах написать повесть, да еще жаловаться на то, что эта повесть упорно не пишется. А между прочим, вот тебе тема, вот тебе «тыл» под самым носом, во всей пугающей и необузданной красе.

– Вот еще, – смутился Лутковский, – я не о том хотел писать.

– А о чём? О том, как богемные барышни вяжут солдатам носки?

– И об этом тоже…

– Так об этом тысячу раз писали, – перебил Лутковского Ленц, – ты лучше сходи на поминки, спустись, послушай о чём говорят мужики и бабы. Не дамы и господа, паны та панночки, а именно мужики и бабы, а также дети и подростки, словом, о чем говорит народ.

– Нет, – твёрдо оборвал друга Владимир.

Наступила недолгая, но пронзительная пауза. Лутковски в упор, решительно смотрел на Ленца. Тот в свою очередь нахально, с полупьяной улыбкой рассматривал Владимира. Неожиданно он примирительно вздохнул и ошарашил друга следующим своим решением.

– Тогда я сам спущусь, – Ленц выпил рюмку водки и двинулся к двери.

– Марк, ты что, сдурел, – испугался Лутковский и схватил Ленца за руку.

– Я только понюхаю в замочную скважину, чем там пахнет. Может, чем-нибудь вкусненьким, – нагло вывернулся Ленц и тут же рванулся к выходу. Лутковский не успел сообразить, что делать. Дверь хлопнула, и он остался один в комнате.

Устало опустившись в кресло, Владимир в злобе стиснул зубы, мысленно представляя дальнейшее развитие этой истории. Больше всего его возмущало то, что в случае скандала, а скандал ему казался неизбежным, Ленц отделается только небольшими моральными и возможно телесными ушибами. Ему же, Лутковскому, предстояло жить с этими людьми дальше. Смотреть им в глаза. Напряжённо здороваться при встрече. И переживать то, что собирается натворить сейчас Марк своей индивидуальной совестью.

Сборы заняли несколько минут. Захватив все оставшиеся в доме наличные деньги, Владимир запер входную дверь и начал спускаться по лестнице. Пройдя два пролёта, он нервно прибавил шагу, и даже не оглянувшись на дверь, за которой поминали Олега, быстро спустился к выходу из парадного. Лутковский был уверен, что Ленц сейчас за поминальным столом, и поэтому немало удивился, когда столкнулся с ним в дверях.

– Ты куда это собрался? – удивился Ленц, весело рассматривая друга.

– А ты где был? – не менее удивлённо спросил Лутковский.

– Да вот, за «Бехеровкой» ходил. У нас ведь водка закончилась.

– Так договорились же под Лукьяновку нырнуть.

– Слушай, Володя, мне перехотелось. Не то это, по сравнению с поминками.

– Ты мне о поминках не напоминай.

– Хорошо, тогда давай во дворике сядем. Как-нибудь укромно, от посторонних глаз, а то что-то неохота опять к тебе на кухню. Под ногами поминки и соблазнительные перспективы. Надо сменить обстановку, а? Идём куда-нибудь, потрясём кадыками, доказывая друг другу прописные истины.

– Хрен с тобой, давай.

– Давай, коль хрен со мной – улыбнулся другу Ленц.

5

Друзья забрались в дальний уголок двора, который был окружён кустами еще не осыпавшейся сирени и уселись на бетонных ступенях у давно заколоченных дверей проходного парадного. Это было одно из любимых мест нескольких поколений детей, которые выросли в этих дворах и впоследствии трансформировались в менеджеров, мерчандайзеров и прочее офисное население, склонное к ностальгическим запоям и творчески переработанным воспоминаниям.

В этом же дворе рос и сам Лутковский.