Крепость

Но наше головокружение от успеха не должно обмануть меня, а наоборот, сделать более недоверчивым. Строго говоря, это обыкновенный процесс: Позволяют выигрывать только один раз тому, кто впервые играет в покер, чтобы он остался в уверенности своего везения. Выбранной жертве усиленно выказывают полосу счастливого везения, а затем непреклонно прихлопывают словно муху. Судьба зачастую оказывается хитрым шулером! И карта, которая вывела нас из боя, должна была бы, собственно говоря, давно прибыть к нам. А потому надо быть теперь еще более осторожным.

Но как еще я могу обезопасить нас?

Наблюдать, ни на секунду не расслабляться, все рассчитывать — больше я ничего поделать не могу. Разве что снова уповать на чудо, снова и снова верить в нечто новое, так сказать «серийное чудо».

Берем курс на Montargis и уже скоро въезжаем в маленький городок: серые, безоконные дома справа и слева от дороги, с фасадами, напоминающими тюремные стены, с большими закрытыми дворовыми ворота.

Бартль опять забирается наверх. Здесь, куда ни глянь, врагов не видно…

Меня вдруг вновь обжигает мысль о так нужных нам дровах. Кто-либо из местных крестьян должен же иметь газогенераторный грузовик! И нам больше не остается ничего другого, как реквизировать имеющийся у него запас дров! Хватаю «кучера» за руку, и он сразу останавливает «ковчег». После чего подаю ему еще знак рукой, чтобы он заглушил мотор.

Наклоняюсь к дорожному полотну и вижу несколько темно-серых пятен на сером фоне. Быстро достаю из кармана брюк перочинный нож и присаживаюсь.

Когда снова поднимаюсь, и взглядываю на Бартля, вижу, как он стоит, опустив плечи, и с удивлением пристально смотрит на меня.

— Здесь был Джо…, — говорю ему.

— Чего?! — дергается Бартль и не двигается. И поскольку теперь, от явного непонимания, у него опускается челюсть, и он смотрит на меня с отчаянием, я пытаюсь медленно и внятно втолковать ему случившееся:

— Изобразите-ка из себя Франка Аллана или Шерлока Холмса, Бартль! Исследуйте, пожалуйста, вот эти пятна здесь, на асфальте.

Бартль медленно присаживается, затем опускается на колени. В таком виде он с трудом достает пальцами нож из правого кармана брюк, затем скоблит одну из светло-серых, миниатюрных лепешек лезвием и напряженно рассматривает соскоб. Наконец поднимает на меня взгляд и объявляет:

— Оконная замазка, господин обер-лейтенант!

— Оконная замазка?! Оконная замазка! — возбуждено передразниваю Бартля. — No, Sir — это жевательная резинка. А теперь напрягите-ка Ваши мозги! Они не знают жевательную резинку, у французов ее просто нет…

Бартль поднимается, пока я говорю, с колен, и показывает мне свое безжизненно-пустое лицо. А затем я вижу, как он мысленно напрягается и, наконец, его лицо светлеет.

— Я понял! — говорит он и даже принимает — довольно медленно — позу мыслителя: Левая рука как воронка сжимается вокруг эспаньолки.

— Ну, давай, не тяни козу за хвост!

— Так точно, господин обер-лейтенант! — рвется из Бартля: — Это янки!

— Янки! — снова передразниваю его. — Так оно и есть, Бартль!

— Однако, они же, значит…

— … уже переправились сюда, — дополняю его.

— Офигеть, — бормочет Бартль и медленно встряхивает головой, как будто не может этого осознать.

Если мы хотим реквизировать дрова, то надо кого-нибудь здесь найти.

Беру свой автомат и решительно стучу в ближайшие ко мне ворота. Ничего. Две следующие попытки так же остаются безуспешными.

Что теперь? Спрашиваю себя. Вот чертова ситуация. И тут мне кажется, будто бы я чувствую на спине чей-то взгляд. С автоматом в руке молниеносно оборачиваюсь. Но на другой стороне дороги ничто не движется.

Вот смех, как я здесь стою и не могу придти ни к какому решению. Смешно также и то, как я соблюдаю традиции. Я постучался, но мне не открыли, и вот стою теперь в растерянности…

Ну, так я вас проучу! говорю себе решительно. Я заставлю вас шевелиться. Достаточно долго ждал! Словно ослепленный внезапной яростью, вскидываю автомат и трижды стреляю по воротам передо мной — так, что древесина летит щепками. Словно в ответ на это кричат несколько петухов — на этот раз в совершенной близости от меня… В то время как я внимательно и напряженно вслушиваюсь, движется ли за воротами кто-нибудь, петухи снова кукарекают, и, кажется, больше не хотят прекращать. Если бы я только мог схватить их, то оторвал бы им головы.

Чтобы слышать лучше, держу голову слегка наклоненной.

Таким вот образом стою неподвижно и внимательно вслушиваюсь.

Не передвигается ли кто-то там за этими закрытыми ставнями? Замираю и осторожно всматриваюсь. И вот различаю еле уловимые шумы с обеих сторон. Неужели там, вдали, работает дизель? Может быть, там кто-то качает воду? Что иное могут означать эти глухие, ритмичные тона? А не скребется ли там кто-то прямо за деревянными воротами? Или это обман слуха?

Снова кричит петух. На этот раз, круто поднимающийся, жалобный звук приходит издалека. И теперь я отчетливо слышу очень далекий собачий лай, затем грохот, как от железных колес по мостовой — но и этот грохот слышится где-то довольно далеко.