Крепость

Найти Симону в Париже: Следует признать, надежда на то, что это может мне и в самом деле удастся, становится с каждым днем все слабее. Я даже закусываю нижнюю губу от нервного напряжения: Да, я знаю, что мне вовсе не стоит допускать такие мысли.

Проезжаем сильно разрушенное селение. Дома сложены из бутового камня, с добавлением глины. Такие стены немногое могут выдержать. Неужели кто-то может выжить здесь, в этой разрухе?

Повсюду в воде лежат развалины и остатки былых строений: Деформированные, красно-бурые мостовые фермы и рельсы, мощные, полуобугленые шпалы, причудливо перекошенные остатки товарных вагонов.

То и дело между остатками стен вижу выгоревшие, обугленные машины с номерами Вермахта. Стоят несколько более или менее целых машин, но без горючего.

От группы пехотинцев узнаю: Через Pont-Canal de Briare, связывающий Луару с Сеной, должна еще существовать дорога на другой берег.

Осталось проехать всего лишь около 35 километров!

Самый длинный мост-акведук Европы! Достопримечательность Франции! Там протекает вода над водой!

Это я знаю точно! Но выдержит ли мост «ковчег»?

— Должен выдержать! — говорит один из солдат, после скептического осмотра нашей машины.

Оказываемся на дороге в стаде коров, управляемым двумя босыми подростками и идущим в попутном направлении.

«Ковчег» вдвигается, будто клин, между качающимися телами и покачивающимися хвостами, но дальше проехать мы не можем. Тощие и неухоженные коровы. Животы почти полностью покрыты струпьями и грязной коростой высохшего навоза.

Мы то и дело едем по широким, растоптанным коровьим лепешкам, которые при наезде на них колесами чмокают и булькают. И это почему-то тут же ассоциативно вызывает во мне слово «Ku-Klux-Klan».

Не наш «ковчег», а один из парней разгоняет животных ударом деревянного башмака и легкими постукиваниями своей дубинки. Две черно-белые, пятнистые собаки средней величины, тявкают не переставая. Прямо перед нами останавливается корова и поворачивает к нам свою прекрасную, украшенную рогами голову, а затем внезапно издает громкое мычание. Интересно, что могло возникнуть в этом большом, бестолковом мозге?

Чтобы дополнить царящий хаос, одна корова медленно взбирается на другую, и еще одна делает тоже самое. Оба подростка громко кричат и стучат дубинками.

Наш «кучер» издает гортанные звуки. Кажется, ему по вкусу такое зрелище. Но все же мы никак не можем вырваться из этого стада… Уйти в сторону и объехать стадо мы тоже не можем: справа и слева глубокие кюветы, а за ними еще и сложенные из валунов каменные стены. Черт, наверное, нагромоздил все это.

Наконец, решаю: Остановка! Выходим! Перекур!

Должны же эти коровы куда-то свернуть!

В направлении Sully внезапно собираются темные тучи. И затем, чередуясь друг с другом, проходят короткие ливни. Я в момент промокаю до нитки.

Дорога после дождя парит. Она ведет прямо на Sully…

Солнце снова припекает. Моя влажная рубашка тоже слегка парит.

Едем дальше — на Gien. Старинный двенадцатиарочный каменный мост Жьена лежит в развалинах.

Но у нас еще остается Briare…

Невероятно! Мост — акведук цел!

Он, правда, не является регулярным переправочным средством через реку для машин, но рядом с бетонным каналом, по которому вода с севера течет на юг через Луару, проходит дорога с дощатым настилом. Она, конечно, чертовски узкая для нас — но как-нибудь исхитрившись, мы, думаю, смогли бы ее преодолеть.

Командую Бартлю и «кучеру» выйти из машины, и мы втроем осматриваем настил в разные стороны и оцениваем ситуацию. Как ни всматриваюсь, не вижу ничего подозрительного.

После чего посылаю Бартля на крышу: Я хочу сидеть внизу и смотреть, как все получится: Строго по сантиметрам выверяя продвижение нашего «ковчега».

— Так, «кучер» — вперед и с песней! — приказываю в закрытую дверь кабины.

«Кучер» довольно медленно ведет «ковчег» вверх по песчаному въезду, и затем мы уже имеем под нами воду Луары. Доносятся постукивание, громыхание и потрескивание, как будто мы едем по понтонам. Шум никак не смолкает, но затем, наконец, наступает долгожданная тишина: Мы сделали это! Мы с ковчегом на другом берегу! Хвала Богу! Слава Ему и аллилуйя!

КУРС НА ПАРИЖ

«Кучер» ощерил зубы в довольной ухмылке, напоминая шимпанзе. И сам остановил «ковчег», когда мы достигли большой дороги ведущей через местечко. Он совершенно прав! Теперь должно было бы раздастся мощное ликующее пение нас троих — пение во славу Господню: «Осанна Всемогущему! Осанна Господу Творцу!» Ноги Бартля, а затем и его живот загораживают мне вид: Бартль медленно соскальзывает сбоку, с крыши… Вижу церковь на скале — и еще рожу Бартля: с просвечивающим от солнца красным, ухмыляющимся ртом. Ничто толковое мне на ум не приходит, и я лишь подшучиваю:

— Да, Бартль, маленькие радости бытия… Мы это сделали! А я, уж было, совсем разуверился.