Крепость

Как бы не получилось так, что наш драндулет не сможет выехать, потому что этот идиот адъютант исчез, как испарился.

— Ну, надо надеяться, Вы пройдете живым и невредимым, — продолжает инжмех. Он произносит это так глухо, что это звучит как: А для нас нет никаких шансов уцелеть.

Вновь чувство вины охватывает меня. Но разве заранее не было предопределено, что я ухожу, а лодка нет? Разве об этом на лодке не подумали?

Никто не знает, что сказать, до тех пор, пока инжмех не спрашивает:

— Однако, Вы, все же, сможете взять с собой мою почту?

Меня охватывает внутреннее напряжение, и тут же во мне вспыхивает подозрение:

— А что, разве адъютант не объявил, что мы хотим взять с собой почту?

— Ни словом!

— Но экипаж — они-то знают это?

— Боюсь, что нет. Никто не сказал людям ни слова об этом.

— Вот засранец!

— Вы когда должны выезжать…? — спрашивает инжмех растерянно. — Самое позднее?

— Собственно, мы хотим как можно скорее отправиться.

— Большинство, конечно, не имеют готовых писем, они еще только должны будут написать их, — вмешивается в разговор Первый помощник.

— Хорошо. Часа хватит — или полтора? — отвечаю ему.

— Думаю, часа должно хватить. Давайте, старпом, поднимайте тревогу! — произносит инжмех, и едва лишь Первый помощник уходит, из него вдруг прорывается наружу:

— И все же, это свинство так поступать. Лишать людей последней радости!

Я не хочу еще больше возбуждать инжмеха. Поэтому не говорю ему, что мы уже разместили целый мешок почты в «ковчеге» — исключительно от персонала Флотилии.

— Простите, — говорит инжмех, — но мне надо тоже приняться за дело, — и удаляется быстрым шагом к своему бараку.

В этот момент нарисовывается Бартль и гремит уже с пяти метров:

— Ручные гранаты, господин лейтенант! — и протягивает мне связку из пяти ручных гранат, словно букет цветов.

— Это же гранаты с рукоятками, как толкушки для кухни. Я думал, Вы раздобудете современные ручные гранаты.

— Не оказалось, господин лейтенант. У них здесь только трофейные гранаты — бельгийские или голландские. Они точно не знают. Зато, эти гранаты довольно просты для удержания в руке — у нас такие были раньше. Вы же в этом разбираетесь, господин лейтенант, не так ли?

— Не сомневайтесь, точно на такие штуковины меня и дрессировали.

Принимаю решение: Три штуки в «ковчег», одну беру с собой на крышу, а последнюю кладу Бартлю на приборную панель. Покончив с гранатами, обращаюсь к Бартлю:

— Переодевайтесь, собирайте весь Ваш хлам, и самое позднее через час, быть снова здесь. И еще: соберите у тех, кто написал, письма.

То, что я за всю свою жизнь лишь однажды бросал боевую ручную гранату, я думаю, Бартлю знать не обязательно: Какое тогда было волнение в Глюкштадте! Дважды мы должны были выходить на учения в полной экипировке и стояли, ожидая окончания причитаний двух парней, которые никак не могли справиться с этими чертовыми штуковинами, но, к счастью, у нас был один чокнутый кобольд, унтер-офицер, муштровавший нас быстро бросать эти «хлопушки» через бруствер, пока они не взорвались в руках.

Потому я испытываю старую антипатию к ручным гранатам. Но что иное мы можем придумать, как не вооружиться с ног до головы?

Адъютант, как черт из табакерки, внезапно вырастает передо мной. Хочу уже наехать на него, но его лицо буквально сияет:

— Поздравляю с повышением по службе!

— Это как? Почему?

— Сообщение только что поступило телеграммой. Вам присвоено, номера приказа пока не знаю, звание обер-лейтенанта!

Не могу найти подходящих слов. Наконец выдавливаю:

— Довольно поздно!

Адъютант в изумлении пялится на меня. Он, наверное, ожидал, что я запрыгаю от радости на одной ножке.

— Я уже достаточно давно являюсь лейтенантом Германского Военно-морского флота — и это потому, что всегда прибывал лишь короткое время в какой-либо части, и всегда как прикомандированный к ней…

— Но теперь…

— Теперь и имеющееся мое звание, и вообще положение вещей, меня совершенно удовлетворяет!

Адъютант недоверчиво смотрит на меня.

— Все равно. Мои искренние поздравления!

Он улыбается и подает свой плавник. Этот парень разом напускает на лицо некое обязательство. Затем объявляет голосом рекомендателя:

— Но это еще не все! Мы узнали от Вашего командира, сколько погружений Вы имеете за плечами — седьмой и восьмой боевой поход на U-96 под командованием капитан-лейтенанта Леманн-Вилленброка и теперь еще на U-730. Этим Вы заслужили нагрудный «Знак подводника»!

Когда все это слушаю, то больше уже и вовсе не знаю от сильного смущения, что должен сказать в ответ. Адъютант спасает меня, выступая спасательным кругом: Он достает из кармана футляр, а из него латунную брошь. Подает их мне и говорит:

— На Вашу куртку я, Вам, к сожалению, не могу прикрепить этот знак.

Тут, наконец, я снова прихожу в движение и принимаю золотую птицу в правую руку.

— Вторично говорю Вам: Мои сердечные поздравления! — громко объявляет адъютант, но теперь уже с большей тщеславной уверенностью в своей правоте.