Крепость

— Чего нас здесь парят? Здесь нырнуть, а там всплыть. Что за фигня?

Другой смеется:

— Мы гибкие, мы приспособимся ко всему! С нами они могут делать, чего хотят…

— Вы слышите это? — произносит инжмех.

— Выдумывают — или действительно что-то просочилось?

— Кто знает? Что вообще можно узнать в этом подразделении?

— Но почему мы, в самом деле, не рванули сразу прямо в Норвегию? Это же чистое безумие быть здесь!

— Это точно. Это было бы правильно…

Первый помощник подходит к нам. На лице негодование:

— Мы вляпались по самые помидоры! — ругается он. — Нам предстоит оправиться в Норвегию — в Берген.

— Охренеть! — только и говорит инжмех.

— На этой лодке? — спрашиваю наивно, и тут же мелькает мысль: Командир, конечно, не переживет такой долгий поход. Экипаж тоже. Но кому это интересно?!

Инжмех с трудом поднимается из-за стола, словно тяжелобольной, и нехотя берет свои рукавицы. Мы стоим втроем вокруг стола, как актеры, забывшие свой текст и пытающиеся спасти себя безмолвной игрой до падения занавеса. Наконец в инжмехе прибывает какое-то движение. Он прижимает перчатки левым плечом и со всей тщательностью подтягивает за ремень брюки. При этом ему приходится задержать воздух, и затем он в полную силу легких издает громкий, отрывистый, звенящий насмешкой звук «Пах!» и пристально смотрит подергивая ресницами на Первого помощника. Тот же лишь хлопает открытым ртом. Я стою, свесив руки, и хочу, чтобы в этот момент у меня в руках было хоть что-то, чем можно было бы их занять, дабы не стоять с такой безнадегой.

Инжмех, будто найдя подходящие слова, только и цедит сквозь сжатые зубы:

— Какое же проклятое дерьмо! Какое же проклятое ****ство! Четыре в кубе ****ское дерьмо…

Эх, если бы мне удалось сейчас найти правильные слова утешения, что звучали бы одновременно и небрежно и благоразумно утешительно!

Но во мне тоже поднимается волна возмущения: Что за раздолбайская стратегия! Очередная ****ски беспомощная, пустопорожняя затея! И эти жалкие потуги натянуть короткое одеяло на слишком длинные ноги!

— На этой списанной в металлолом колымаге в Норвегию?! — жалобно произносит инжмех. — И все время под шноркелем?!

Однако, затем, кажется, успокаивается.

— Никакого представления не имею, как у нас это получится, — говорит он вдруг деловым тоном, — наш список ремонта бесконечен. А здесь нет никого, кто мог бы выполнить самые важные работы. Ничего не выйдет. Да, ничего не выйдет! Из этой затеи ничего хорошего не выйдет… Но, все же, надо посмотреть!

И поворачивается к Первому помощнику:

— Вы пойдете со мной к лодке?

Первый помощник лишь кивает в ответ.

Когда оба уходят, задумываюсь: Теперь, в любом случае, наша подлодка должна ремонтироваться — и, скорее всего, одними нашими бортовыми средствами. А ведь между тем скоро появятся Союзники!

Из глубокого сна меня вытягивает монотонное пение. Оно доносится через окно — и так громко, будто певцы стоят прямо в моем кубрике.

— Песню Сахары заводи! — орет кто-то в паузу, возникшую сразу после окончания песни. И тут же громкие голоса кастратов и басов заводят:

«Ползет по пустыне Сахара
Старуха сифаком больна
Подходит к ней злой агарянин
И бьет ее в низ живота!»

Когда голоса, после третьего или четвертого куплета, стихают, становятся слышны выстрелы. Кажется, у Бункера: одиночный огонь карабина.

Стрельба не смолкает.

Затем слышу настолько близкую стрельбу, что понимаю, что это могут быть только наши часовые.

Занятно! О сне можно забыть, а мне нет ничего более нужного, чем сон.

Но вот певцы вновь приближаются и орут во всю глотку:

«Мы дальше потопаем
Даже когда с неба рухнет дерьмо
Хотим мы обратно в Шликтаун,
 Поскольку весь мир наш говно!»

Мне все же надо было напиться до синих чертиков, хоть до белой горячки…

La Pallice — ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ

Наконец-то, кажется, третий день нашего пребывания здесь планирует быть без слепящего солнца. Небо бледно-серое, и солнце в нем — лишь светлое пятно.

Я как раз присоединился к отвратительному завтраку в столовой флотилии и еще не успел вытереть губы, когда появляется Бартль.

Он сияет как начищенный пятак и рвет с места в карьер:

— Есть транспортное средство, господин лейтенант! Не вполне нормальное, ну, то есть не настоящая легковая машина, так сказать…

— Как это? И что это?

— Мы имеем, так сказать, «посудину» и она на ходу, господин лейтенант!

Тут уж я прихожу в неописуемую ярость от сильного волнения:

— Что Вы имеете в виду, говоря «так сказать»?

Но Бартля не так просто смутить. Он стоит, широко и наивно улыбаясь, и объявляет, словно не слыша меня:

— Но, так сказать, она уже готова к выезду, господин лейтенант.

— А Вы не выпили лишку…?

— Никак нет, господин лейтенант! — Бартль прерывает мой вопрос, — Транспорт в порядке — это газогенератор — американская модель, изготовлен в Швеции.

— Прикалываетесь?