Крепость

Во мне тут же разгорается возмущение: Почему здесь ничего не делается для лодки и экипажа? Как только командир может мириться с тем, что здесь происходит?

Приближаясь, киваю двум часовым в воротах лагеря, и замечаю, что они не делают никаких попыток хотя бы изобразить отдание чести. Выйдя за ворота, останавливаюсь перед оградой из колючей проволоки, посреди пыльной дороги. После чего ноги, совершенно самостоятельно, находят путь к Бункеру. Но на этот раз оставляю громадное здание слева и устремляюсь на пристань, к которой мы пришвартовались: Хочу пройти до самой оконечности мола с красным фонарем въезда. Это меня успокоит.

Мол — являет собой мощное сооружение из больших, добросовестно соединенных тёсаных камней: Его верх имеет ширину колесной колеи.

С моря дует легкий бриз, который придает шероховатость и легкое волнение воде бутылочного цвета по обеим сторонам. Хорошо конечно то, что я добрался до самой оконечности мола, но моим ногам и нервам требуется отдых. Не хватало еще, чтобы я потерял над собой контроль! В такт своих шагов шепчу: Выиграть! Жить! Выиграть! Победить! Жить! Жить!

Эта банда свиней не должна сломить меня. Будь они трижды прокляты!

Нахожу отдельный тесаный камень, имеющий подходящую высоту, опускаюсь на него и устремляю взгляд на открытую воду: Там, в глубине мы все преодолели! Под водой прошли с честью все расстояние, целую неделю — и это от тех нескольких миль от Бреста до сюда.

Временами я находился в лодке, словно в глубокой прострации: Имеются промежутки времени, о которых я вообще ничего не помню. Было ли это самозабвение? Целыми часами там, под водой, я был как полутруп. И тогда не ощущал себя больше не только на этой земле, но и на других, летящих где-то планетах. Там чужой мир… Там мы ему не принадлежим.

«Потерянные в Атлантике»! Вот был бы заголовок для моей книги!

Глаза буквально впитывают бескрайнюю морскую гладь, отражающую блестящий купол неба, и одновременно, будто наяву, вижу сквозь тонкую, изменчивую зеленую поверхность таинственную черную глубину, в которой навсегда исчезло великое множество кораблей со своими экипажами. То, что я выжил, поистине является чудом. В настоящий момент трудно поверить, что я сижу здесь, на этой грубой бетонной глыбе и рассматриваю солнечный закат: серебряный и оранжево-красный… То, что противник более не искал нас, хотя мы буквально висели у него на крючке, можно воспринимать лишь как чудо.

Чувство грусти, как при прощании, пронзает меня. Если бы я не казался себе слишком нелепым со стороны, то подошел бы сейчас к кромке воды и окунул в нее свою правую руку — Shake hands с Атлантикой. То, что это прощание будет навсегда, знаю наверняка.

С этого момента это будет называться: Покончить с морскими неприятностями бросив кости на землю. Черт его знает, что будет, но чтобы небеса еще не планировали насчет меня, одно знаю точно: Я никогда больше не увижу Атлантику.

Меня охватывает болезненная грусть: Прощальная тоска.

Во мне звучат строки Джозефа Конрада: «И живем, и грезим мы в одиночестве — монотонно и без надежды…»

Пожалуй, я сижу здесь уже целую вечность и буквально пропитан видом неба и моря, и, думаю, наступила пора повернуться к морю спиной!

Так и сижу теперь: Farewell to the ocean.

Дьявол его знает, как мне справиться с этим щемящим чувством. Невольно сглатываю, чтобы сдержать, готовые политься ручьем, слезы.

Моряк на суше не дешевка, а фраер первые три дня.

Под Брестом, в Cap Saint-Mathieu, я в первый раз стоял на побережье Атлантики, а сейчас — когда в этот прощальный миг бросаю последний взгляд на расстилающуюся внизу большую воду — у меня под ногами Мол La Pallice: Два важных момента в моей жизни — прибытие в мой морской мир и прощание с ним.

Ветер, который дул тогда с моря, имел, по меньшей мере, силу в 7 или даже 8 баллов, и пенные брызги от бушующего между утесами прибоя летели мне в лицо. С тех пор я бесчисленными часами сиживал между серыми гранитными скалами и пристально смотрел на воду — всегда со щемящей тоской и грустью в душе. Несчетное количество раз, и никогда Атлантика не повторяла себя вчерашнюю.

Как и всегда, когда я, таким же образом как теперь, смотрю на солнечный закат, странное ощущение некоего посвящения пронзает меня, и я буквально осязаю тысячи картин моря, хранящиеся во мне. Некоторые из них — словно взятые из истории возникновения земли моментальные снимки: Весь глобус — один большой океан. Чудо, что бескрайние воды не вылились во вселенную. Могу представить себе шар из твердой земли — это мне легко. Но шар из воды? И сверх этого еще чудо приливов и отливов!

Сейчас вода передо мной являет собой гигантское зеркало из жидкого серебра с огненно-красным нацелившимся мечом, рассекающим ее поверхность…