Крепость

Офис Транспортной службы ВМФ выглядит так же как и то городское управление по делам молодежи в Хемнице, в котором, между горшками с резедой, восседал мой опекун по назначению: Здесь тоже повсюду зелень. А между растениями восседает, с двумя маатами и несколькими писарями, гаупт-фельдфебель. Этот человек такой краснолицый, будто воротник кителя слишком тесен ему и вот-вот задушит его — еще один типичный представитель нашей «непроинформированной» расы господ.

Можно ли ожидать от этого человека реальной помощи? В состоянии ли он понять, по крайней мере, свое собственное положение?

Я излагаю — в какой уже раз? — свою просьбу. При этом гаупт-фельдфебель склоняет голову набок и с интересом рассматривает меня.

Когда я договорил свою пылкую речь, мой визави принимает позу старшего преподавателя и объясняет мне:

— Предположим, господин лейтенант, что мы дали бы Вам машину — но удалось ли бы Вам проскользнуть, при сложившейся сегодня ситуации, мимо террористов вообще, да еще и в одиночестве — это еще тот вопрос! Сегодняшние условия, скажем так, чрезвычайно обострились, к сожалению, господин лейтенант. И как будет дальше, пока сказать не могу…

— Мне нужно не Ваше карканье, а машина! — зло бросаю ему и думаю: Этого мне еще как раз не хватало, чтобы из меня здесь делали дурака.

Только не этот зануда!

— Так Вы можете помочь мне сейчас или нет? — спрашиваю сквозь зубы и сразу понимаю, что я наверняка могу все сам испортить, разговаривая с ним таким образом.

Но гаупт-фельдфебеля моя ярость ни в коем случае не вывела из состояния полнейшего спокойствия. Он объясняет мне с успокаивающими нотками опытного снисхождения в голосе, что просто так нехорошо сложились сегодня обстоятельства. То, что мне вообще удалось прибыть к ним именно теперь, это, так сказать, совершенное чудо!

И правда-правда, у них нет ни машины, ни бензина для меня, но скоро отправится конвой! Он как раз составляет списки и мог бы включить меня в него.

Теперь я должен собрать в кулак свою волю и как можно вежливее ответить:

— Это, к сожалению, для меня не подходит. У меня срочная курьерская почта!

При этом я ловлю похожий взгляд сбитого с толку человека, как и у писаря в канцелярии Флотилии. А может я заблуждаюсь, и это взгляд вызван всего лишь спертым воздухом этой комнатушки?

Как издалека слышу:

— Спокойнее!

Тут бы мне лучше всего было бы разразиться громогласным: «Оёпересетематьвашузаногу!» Но вместо этого я опять верчу перед его носом моим приказом на марш и ссылаюсь на секретные материалы в моей курьерской сумке, но все мои чары не могут наколдовать машину.

— Как я уже Вам сказал, господин лейтенант, через три дня отсюда отправится конвой. Там мы, конечно же, можем забронировать место и для Вас, господин лейтенант.

Ничего не попишешь! Я мог бы сэкономить на поездке в La Rochelle.

Когда спускаюсь с крыльца на каменные плитки двора, часовой с треском салютует мне своим карабином, чем опять здорово пугает меня.

Бог мой! Что за фигня!

Здесь никто не заботится о моих больных нервах.

А что теперь? До назначенного времени, когда Крамер меня заберет, остается еще много времени. Надо придти в себя от пережитых сегодня отказов в транспорте. Ярость бушует в животе так сильно, что я, если не хочу прямо здесь взорваться, должен просто пойти куда глаза глядят.

Но куда? В Старый порт, конечно!

Переставляя ноги, размышляю: А если все мои усилия действительно потерпят фиаско и мы не получаем здесь транспорт? Ждать здесь прихода Maquis? Или, все же, попробовать вырваться отсюда с конвоем? Но во мне все противится этому: Ради Бога! Нет! Только не это! Я уже сыт подобным приключением по горло. Мне только такого еще и не хватает: Пережить такую же катавасию повторно…

Только не психуй! говорю себе. Не позволяй себе чувствовать, что оказался в мышеловке. Перед поездкой сюда, в La Rochelle, я еще не хотел принимать эту мысль. Но теперь!

— Я просто вне себя! — часто говаривала моя бабушка, когда была сильно возмущенна.

Моя добрая бабушка Хедвиг со своими слоновьими ногами! Довольно часто мне приходилось их ей плотно заматывать, чтобы она могла передвигать ноги и она — богатая фрау Буххайм — урожденная Югель — медленно и тихо двигалась по улице. И это без машины или трамвая. Старая бабушка Хедвиг просто не признавала никакого другого способа передвижения.

Значит, конвой отправится через три дня! Не прямо вот сейчас, ни через час — нет, именно через три дня! Братишки должно быть точно спятили. Думаю, все их предприятие уже обречено на неудачу: Ведь, когда все автобусы соберутся в одном месте, все группы Maquis по всей Франции сразу же получат о том известие, и уж тогда террористы смогут в полном покое обдумать, как спланировать нападение и где устроить засаду.

На тесных улицах полыхает зной.

Нет ни дуновения ветерка, который смог бы его уменьшить. Во всех домах закрыты ставни, кроме цветочного магазина. Но, как раз для цветов эта зависшая над городом жара должна быть особенно пагубной…