Крепость

Допустим, говорю себе, но таким образом, как я это себе планирую, у меня между кожей и подкладкой все-таки будет хоть какой-то изолирующий слой.

Сказано — сделано:

Мое тело, промокшее до костей, стоит, наслаждаясь, под сломанным душем.

Что за благодать!

Я моюсь, ощущая каждую клеточку своего тела и ощупывая себя: Затылок, плечи, грудь. Я весь «в наличии» и данные мне Богом при рождении части тела — все при мне. Осматриваю тело спереди и при этом не обнаруживаю ни малейшего повреждения. И стоя в бьющих по телу и голове водяных струях думаю: Почему же я снова остался жив? Почему только я остаюсь снова и снова неповрежденным? Часто казалось речь шла буквально о нахождении на волосок от гибели, но смерть проносилась стороной. Неудивительно, что я уже давно начал верить в свою неуязвимость. Так оно и есть: Мое святое, благословенное тело — неуязвимо…

Мое тело совершенно: Оно гораздо лучше выдерживает волны перепадов давления от взрывов, чем это делают фланцы в корпусе подлодки.

Моя кровь пульсирует, мои легкие качают воздух как кузнечные меха: Абсолютно все во мне функционирует.

Кладу средний и указательный пальцы левой руки на шею слева и нахожу там артерию, по биению пульса. Где-то, наверное, 70 ударов в минуту — здорово!

Когда я полностью отвертываю краны, то на какой-то миг пугаюсь вида падающей воды. Но я начеку и невольно декламирую стихи:

«Бежит волна, шумит волна!
Задумчив, над рекой
Сидит рыбак…»

И тут ловлю на себе укоризненный взгляд человека, также желающего принять душ. Я, в гордом одиночестве, вообразил себе, что только я могу похвастать умением декламировать стихи в минуту релаксации, но внезапно этот человек встает и декламирует дальше:

— «…душа полна
Прохладной тишиной…»

В следующий миг он, обнаженный, подает мне свою влажную от пота ладонь для рукопожатия.

— Я здесь Второй помощник.

Знакомство в обнаженном виде — снова!

— Вы были довольно сильно удивлены при освидетельствовании…

— Как Вы это узнали?

— Совершенно просто: стоило только присмотреться к Вам — и все стало совершенно ясно. Ведь мы здесь больше уже ничему не удивляемся…

Мой знакомый аккуратно намыливается, и при этом говорит:

— Собственно ему требуется разрешение на право ношения оружия при таких саблеобразных ногах!

Ясно, что он подразумевает этими словами своего шефа Флотилии.

— А КПФ вовремя слинял, — продолжает говорить этот человек.

— Это я уже знаю.

— Его Вы должны были бы вволю наслушаться!

— КПФ?

— Так точно! Он здесь столько трепа навел, пересыпая свою речугу разными изречениями, а затем хлоп! и уже далеко в Париже — но, обратите внимание! по воздуху!

— Жаль, что я упустил этот момент.

— На самом деле это был целый спектакль: Герой войны с собакой. Целое гала-представление!

— Как? Кто? Командующий?

— Так точно! Ведь он всю свою речь провел с дворняжкой у ног. Вот уж радость нам всем доставил — и молодым и старым.

В очередной раз вылить парашу словесного дерьма, мимикой изобразить веру в окончательную победу и затем спешно слинять — все в духе нашего КПФ!

— У Вас все хорошо? — спрашивает меня Второй помощник еще раз.

Это звучит как полный опасения голос психиатра. Я что, выгляжу как чокнутый?

— Хорошо — не то слово! Лучше всех — я бы так сказал.

Так будет верно! Одобряю себя тайком. Будь внимателен! Следи за словами. Не наступи опять на те же грабли. Тем не менее, нужно насладиться и мылом и душем. Бороду оставлю до завтра. Я просто чувствую себя слишком слабым для бритья. Борода уже прилично отросла за 10 дней. Еще бы 10 дней и я точно стал бы дедом.

— Как Вы себя чувствуете после такого предприятия? — обнаженный хочет узнать у меня теперь.

— Как всадник на Боденском озере, — отвечаю ему и думаю при этом: Плохой пример привел.

Как там было в конце:

«Тогда он вздыхает с конем погружаясь
В холодные воды навек.»

— Я имел в виду ваших дополнительных 50 человек на борту… — к счастью продолжает говорить Второй помощник.

— Ах, это!

— Не могу вовсе представить себе это — это непостижимо!

— По большому счету, я тоже не могу представить себе это, — отвечаю быстро и почему-то тут же начинаю заикаться. — Я имею в виду — сейчас уже тоже не понимаю, как все удалось.

Он что, держит меня совсем за долбоеба? Наверно мы все немного чокнутые после этой поездки. Внезапно, как наяву, вижу перед собой Симону. Она сидит с распущенными волосами в саду и делает куличики из грязного песка, и болтает какую-то чепуху: «Я маленькая minouche — я делаю прекрасные куличики из грязи. Какая чудесная рифма: Любовники — куличики, Куличики — грязнулики. Я придумала прекрасное стихотворение…»

Меня словно током бьет от мысли о том, как долго я не вспоминал о Симоне: Для Симоны в этом кавардаке просто не было времени.