Ладно, спрошу при случае — позже, когда у него будет не такое озабоченное лицо. Я, лично, в любом случае не хотел бы часами стоять у манометров рулей глубины. Никогда в жизни я так не замирал, с тревогой вглядываясь в приборы, как в этот манометр сжатого воздуха между двумя рулевыми горизонтальных рулей. Индикатор не является линейным, расстояние между делениями, по мере приближения к отметке в двадцать метров становится все меньше и меньше: В этом измерительном приборе воздушная подушка сжимается давлением воды. При этом вот что хорошо: Еще прежде, чем столбик воды в патрубке поднимется или упадет, показывает кривизна мениска уровня воды, «желание» подлодки выскочить на поверхность или нырнуть в глубину. Можно, таким образом, противодействовать процессу Взлета или Падения лодки прежде, чем она реализует свое «желание». Как часто приходится этому противодействовать, может научить только опыт. Инженер, начинающий службу на подлодке, говорят, ведет лодку по глади моря, будто мчится по американским горкам. Повезло еще, что наш инжмех не новичок. У него совсем не вид старого морского волка, опытного ветерана моря: Я могу ясно видеть, как он напрягается всем телом, от концентрации усилий. Не удивительно, что он выглядит, как страдающий Христос — почти так же, как и командир. Но к нашему общему счастью, он, по-видимому, протянет больше. В этот момент в центральном посту появляется командир. Ему, вероятно, легче всех протиснуться через образовавшуюся тесноту тел и вещей, благодаря своей узкой и легкой фигуре. Ни груди в куртке, ни задницы в штанах. Запас сил — в этом я уверен — у мужика тоже на исходе. Рядом с измерительными инструментами находится указатель дифферента. Его нулевая отметка шкалы находится на той же высоте, что и шкала прибора перископной глубины. Разумно. Вахтенный инженер может одним взглядом узнать и глубину, и дифферент судна. Нам нужно, чтобы перископ не зарывался в волну, а указатель дифферента стоял как можно ближе к нулю градусов. Идем так, чуть ниже поверхности с этим чудовищем, протянувшем хобот воздухозаборника к морю — кто при этом чувствует себя в безопасности, у того воистину крепкие нервы! Юла, что еще вращается из последних сил, имеет по моим ощущениям более стабильное равновесие, чем эти перегруженные сани, приукрашенные большим количеством примитивных дополнений, превративших нормальную подлодку в посудину для погружения. И, тем не менее: Без РДП, у нас не было бы никаких шансов. Погода ухудшается: Головка РДП снова и снова заливается волнами, и каждый раз дизель засасывает необходимый ему приточный воздух непосредственно из отсеков. Неужели это испытание еще ухудшится? Раньше в лодке такие резкие колебания давления бывали только при сильном шторме, или когда давался торпедный залп веером и сжатый воздух из трех торпедных аппаратов одновременно уходил в лодку — но такое было крайне редко. Выхлопные газы приносят дополнительные страдания: Они больше не могут постоянно выводиться наверх, и снова и снова проникают в лодку. И зыбь увеличивается: Головка РДП теперь все чаще заливается волнами. Мой скальп напряжен, как воздушный шар, который скоро лопнет: Это происходит из-за проклятой смены давлений. Едва ли смогу долго вытерпеть. Спрашиваю централмаата:
— Сколько миллибар низкого давления?
— Почти четыреста, господин лейтенант.
— Думаю, что уже при двухстах дизель должен остановиться?
— Теоретически да — но мы идем ниже четырехсот, потому что в противном случае слишком много электроэнергии пропадет.
— Ясно!
— Так точно, господин лейтенант!
Уже поворачиваюсь, чтобы уйти, как централмаат добавляет:
— Это не хорошо для клапанов.
— Клапанов?
— Да, господин лейтенант, один клапан из-за пониженного давления постоянно стучит. Что-то не проверено.
— Разве ничего нельзя сделать?
— Нет, мы не можем, господин лейтенант, — произносит грустно парень и делает при этом глубоко обеспокоенное лицо. — Но мы будем держаться!
Интересно, неужели он на самом деле прав? Перепады давления должны, в конце концов, плохо влиять и на здоровье. Может быть, мы отупеем после этого, как боксеры, которым слишком часто лупили по кумполу. Эксплозия — Имплозия! Когда у меня, в конце концов, кости черепа разлетятся, виной этому будет не взрыв, а пониженное давление. Один из серебряников, человек далеко за пятьдесят, с тремя полосами на рукавах, страдает от расстройства сердечно-сосудистой системы — и, кажется, довольно сильно. Поэтому ему разрешают присесть в офицерской кают-компании на кожаный диван, служащий в то же время кроватью первому помощнику. Там он бросает испуганные взоры: Несколько минут выглядит так, словно уже оказался на том свете. Вскоре присоединяется еще один — тоже плохо выглядит.
— Клаустрофобия, — говорит командир, и, кажется, серебряники его не слышат. Но с диагнозом он не прав. Для такого диагноза второй выглядит слишком несчастным.