Крепость

Словно обращаясь к невидимому собеседнику за оконным стеклом, Старик цедит сквозь зубы: «И при этом флагман получил такую свинью, такую чертовски огромную свинью!»

Старик снова замирает у окна, а затем, резко повернувшись ко мне, бросает вскользь, с какой-то странной интонацией: «Ну, да ты и сам сейчас все увидишь.»

Кажется, могу идти, но лишь только берусь за ручку двери, слышу его резкое: «Пошли!» и Старик надевает портупею с кобурой. При этом рычит: «Адъютант! Мы поехали в бункер».

Бледное, испуганное лицо адъютанта появляется с явным опозданием. Старик уже схватил с вешалки, стоящей у дверей, фуражку: адъютант видит лишь его спину. В ответ на вопрошающий взгляд адъютанта слегка пожимаю плечами, и в следующий миг уже бегу за Стариком.

Автомобиль стоит в проезде, под маскировочной сеткой. Старик жмет на стартер, и машина буквально ревет, затем резко сдает назад.

Сделав разворот, Старик прибавляет газу и проносится сквозь ворота. Вместо часового, салютовавшего карабином, успеваю увидеть лишь тень. Сижу, судорожно вцепившись в ручки переднего сиденья. Но, это не очень удобно, а потому пытаюсь занять более подходящее положение, чтобы получше рассмотреть Брест.

Над Rue de Siam висят густые клубы дыма. С полкилометра ползем сквозь них буквально на пузе, а затем дорогу перегораживают руины какого-то здания. Но Старику и они не помеха. Он жмет на газ. Спятил он что ли? Неужто не видит этих гор щебня? Хочу крикнуть ему, но тут замечаю узкий проезд справа. Старик направляет машину туда, и заехав двумя колесами на тротуар, гонит вперед.

Что есть силы держусь двумя руками за переднюю панель. Меня то и дело колошматит о дверцу. Старику надо больше места: он бросает руль то вправо, то влево со всего размаха.

Просто слалом какой-то! Бабах! Большой камень бьет снизу в днище машины. Коробка скоростей! Задок подбрасывает вверх, но Старику и это ни почем. Он лишь сильнее давит на педаль газа, и вскоре мы снова вылетаем на средину улицы.

— Вот так! — шипит Старик. — И должно быть только так! — добавляю с глубоким вдохом.

В бункере все еще пахнет опасностью. Часовые, держа своих собак на коротких поводках, провожают нас, кося глазами; собаки же сидят не шелохнувшись. «С каких это пор у вас здесь собаки?» — «Уже давно. Их завел еще Старый Штайнке» — «И это дает что-нибудь?» — «Да, почтительное уважение со стороны французов — это уж точно!»

В огромном, похожем на крипту помещении, раздается стук молотков. Словно шумовая симфония, но откуда исходит этот звук? Огромная часть дока пуста. От основания сухого дока слева от нас долетают взрывы хохота. Док подавляет своими огромными размерами и глубиной — скорее из-за своей пустоты.

Внутренне я напряжен: пристально всматриваюсь в окружающее меня пространство. Как мне не хватает моего мольберта и кистей.

Эх, были бы у меня тушь и перо — перенести на бумагу мои впечатления — заплаты для подлодок, давление семи метров потолка, волшебное очарование черной грязной воды между лодок в бассейне, страшный вид лодок стоящих внизу, в сухих доках, на стапелях.

Вдруг замечаю, что Старик исчез: он просто оставил меня. Черт, куда это он подевался?

Стою перед боксом № 6. собственно говоря, бункер имеет 8 боксов. Три из них используются как сухие доки, другие как бассейны, огромные гаражи на воде, куда кроме двух, как обычно, можно при желании поставить и третью лодку.

В каком же боксе лежат остатки флагмана?

В следующий миг ко мне приближается резко очерченная фигура. Когда человек подходит ближе, узнаю инженера флотилии. Это худощавый, неуклюжий человек с невыразительным лицом. Блеклые, светлые волосы, хотя и подстрижены коротко, едва соблюдают пробор. Руки длинные и крупные, как у ремесленника. А когда он подергивает плечами, то это напоминает скорее несоразмерность формы, что сидит на нем довольно смешно: длинный и заношенный китель подпирает воротником шею.

— Привет! — бросает инженер, словно он не военный, а гражданский человек, и останавливается.

— Где лежит флагман? — задаю ему вопрос.

Инженер поворачивается на пол-оборота назад и делая рукой такое движение, славно желает сбросить болтающуюся на руке перчатку, бросает: «А вон там, в последнем боксе. Его отколошматили за милую душу. Еле приползли ребята на своих карачках.» Хлопнув себя по правому бедру грязной перчаткой, добавляет: «Ну, я пошел», и уходит.

Обегая рампу доков и боксов, думаю о том, как бы не натолкнуться на что-нибудь и не свалиться. В боксах-бассейнах лежат две подлодки, третья только вошла в бокс, и выглядит серьезно пострадавшей: прямо перед рубкой центрального поста видна дыра в деревянном настиле палубы. Ужасный вид! Очевидно, основные разрушения внутри — так часто бывает: это флагманская подлодка.

Она лежит в глубине дока словно вырванная из глубин моря беспомощная гигантская рыба. Путаница из множества канатов, тросов, шлангов для сжатого воздуха окутывает всю лодку.