Крепость

Появляется зампотылу и будто экскурсовод читает мне лекцию: «Наша флотилия рассредоточена в акватории еще двух замков: Cheteauneuf, около 70–80 километров вглубь материка, и Logonna, прямо на побережье. Шеф всегда говорит: «Cheteauneuf — для грязи, а Logonna — для князей».

Похоже зампотылу тот еще пройдоха. Потому держу себя с ним настороже. Меня даже раздражает его чрезмерная холеность. От него веет скорее женской жеманностью, чем мужской доблестью. Во мне всегда живет какое-то предубеждение против «быков» из управленческой когорты. Они для меня не являются настоящими офицерами, а просто «быками-управленцами». Они чувствуют себя униженными и оскорбленными, а потому стараются возместить свои убытки за счет других при любом удобном случае.

Старик ценит этого зампотылу, а проще говоря — интенданта, в первую очередь за его недюжинные организаторские способности. Любой интендант должен уметь вынюхивать, словно хорошая ищейка следы, которые могут привести к каким-либо наличным товарам, и зачастую за сотни километров от базы. И безразлично, что это за товары. Любой зампотылу, интендант, снабженец должен обладать яркой способностью не только к прямому получению нужного товара, но и к его обмену. А делать это с пустыми руками, не имея ничего для обмена — это надо суметь!

Интендант собирается, очевидно, провести меня по всей территории. Пока мы движемся от сауны к кинозалу и оттуда к бассейну, не могу избавиться от удивления. Когда же мы останавливаемся у бассейна, зампотылу кидает на меня косой взгляд. «Не понимаю! — удивляюсь вслух, — Он такой большой, словно построен для населения среднего городка!» — «В Первой флотилии — такой же. Но чуть меньше и не такой симпатичный…»

Первая флотилия — так сказать, конкурирующая фирма…. Они располагаются в морском училище, прямо над бункерами. «Неужто все это построил шеф? — интересуюсь у зампотылу, — я имею в виду все эти сооружения, ведь все это требует огромных людских и материальных затрат. Это гигантские проекты! Он же не из глины все это слепил?» — «В основном, все было уже или в начале строительства или почти готово, поэтому много усилий не потребовалось.» — «И все же!» — «Затем кое-что изменилось. Шеф перегнул палку! — тут же выпаливает зампотылу, — Шефу грозит, в случае чего, нагоняй от самого фюрера. Страшный нагоняй!» — «И безудержный?» — поддакиваю ему. — «Так точно!» — вторит зампотылу. — «Но шеф добился своего?» — «Шеф затянул петлю: «Если только фюрер узнает, что вы ничего не сделали для моих подводников….» — «Если вы не понимаете, что экипажи первой линии …» — «Но мы не сможем так…» Но как показала жизнь, они могут все. Шеф сказал: «На строительство потребуется столько-то цемента. Рабочих столько-то. Лучше сделать, что требуется для нас, чем для каких-то слабоумных» — «И он прав! — отвечаю, а сам думаю о личном бункере одного артиллерийского генерала в Ла Боле и об огромном зале для конных тренировок, который он возвел рядом со своей виллой на пляже — и это в то время, когда задерживалось строительство бункеров для подлодок, из-за отсутствия людей и стройматериалов.

Меня ужаснула мысль о гневе фюрера. Но лучше промолчу. Стоило бы пораньше догадаться о причине маскировки Старика…. «Коль другие командиры флотилий не делают ничего для своих людей, это их дело, — продолжает зампотылу, — У нас же все по-другому. Мы делаем все, что можем.» Меня покоробило это его «мы». Неужели он хочет приравнять себя к Старику и тем завоевать мое доверие? Или просто корчит из себя большую шишку? «Шеф хочет, чтобы у нас все было тип-топ, — вновь вступает интендант, — … для его людей. И в этом ему помогала госпожа Загот.»

Опа! Вот оно! Будь внимателен! Что знает этот пройдоха о Симоне и Старике?

— А что, собственно, делала госпожа Загот во флотилии? — интересуюсь настолько равнодушно, как могу.

Пытаясь выиграть время, зампотылу повторяет: «Да, что, собственно говоря, делала госпожа Загот?» И умолкает. А затем, с важным видом, говорит: «…поднять занавес, расстелить ковровую дорожку, зажечь юпитеры. Так сказать, обустроить внутреннюю отделку, с которой уютно и удобно. Это уж точно. Но более всего: ведение дел, на которые мы в служебном порядке не могли выйти, так сказать, за недостатком информации.» — «Но чем же все-таки занималась в качестве архитектора интерьера, мадемуазель Загот?»

Интендант с трудом сдерживает булькающий звук подавленного смеха. Наконец успокаивается и объясняет: «У нас не нашлось подобного определения должности фройляйн Загот, потому зачислили ее переводчиком. Все требовало своего порядка.»

В тылу флотилии вижу настоящие цветники: клумбы, оранжереи, гравийные дорожки, обрамленные вымытыми бутылками, донышками вверх — все как надо.