Крепь

– Право, стоит и разойтись на этом. Роты только что с перехода. Кажется, сейчас не самое уместное время устраивать пир горой, – впервые вступил в разговор Княжнин, словно нарочно для того, чтобы неприязнь к нему со стороны Тарлецкого переросла в ненависть. Однако, далеко не все считали застолье неуместным, и Княжнину тут же возразили: «Полно вам, капитан, завтра дневка!», а Крауззе, который давно уже посматривал на Княжнина, подбирая момент для того, чтобы что-то у него спросить, сказал:

– А вас, капитан, мы не отпустим, прежде чем вы хоть что-то не расскажете о себе!

– Так вот, о борьбе со скукой. А я вчера все же добился прощального свидания с красоткой-шляхтянкой с ближнего фольварка, – легко меняя тему, снова вступил в разговор уже изрядно подвыпивший Быков.

– Так вы вчера куртизанили с паненкою! Ну и как успехи, майор? – спросил сгорающий от нетерпения Полозов.

Быков усмехнулся и попытался откинуться на спинку стула, которой не было, так что Овчинникову пришлось его поспешно поддержать.

– Нет, господа, просто смешно. Красотке не меньше тридцати лет, и я рассчитывал, что она не станет изображать из себя фиалку недотрогу… А мы, как юные влюбленные, простояли два часа возле клуни, понюхали друг у друга под мышками… Вот, милостивые государи, и все!

– Переждав взрыв хохота, которым офицеры встретили рассказ о любовных похождениях старого майора, Тарлецкий сказал:

– Позвольте мне с вами не согласиться, господин майор. Я, например, очень высокого мнения о здешних шляхтянках. И надо вам признаться, что из-за любви к одной из них я и оказался здесь. Я хотел было уже просить ее руки, но ее отец, чтобы не отдавать ее за меня, поскольку терпеть не может русских, состряпал на меня донос – и вот я среди вас.

Тарлецкий сопроводил свое откровение довольно дешевым театральным жестом.

– Так выпьем за любовь! Это, оказывается, благодаря ей мы сегодня сыты и пьяны! – предложил уже изрядно захмелевший Полозов.

Попойка достигла уже той стадии, когда на ура встречается любой тост. Тарлецкий не отказывался от вина. День крутого перелома в своей жизни он решил отметить так, чтобы это запомнилось. Игнат, едва успевал убирать со стола пустые бутылки и выставлять вместо них новые.

– Ну вот. Тайны раскрываются! Теперь мы знаем все обо всех, кроме вас, господин Княжнин. Откройте же и вашу тайну! – снова взялся за свое капитан Крауззе, заставив Княжнина едва заметно поморщиться.

– Вас интересует, почему в свои годы я только капитан? Ответ простой – не выслужился, – ответил он, впрочем, без раздражения.

– Дмитрий Сергеевич, вы не подумайте, что мы хотим заставить вас рассказывать о том, о чем бы вы не хотели говорить. Но мне кажется, всем будет интересно послушать вас как человека, многое повидавшего. Правда ли, что вы долгое время жили в Англии? – спросил дипломатичный Полозов.

– И вправду, расскажите нам. Никогда не был в Англии, и наверное никогда не побываю, – поддержал его Быков, который был для Княжнина непосредственным начальником. Загадочному капитану пришлось сдаться.

– Да, это правда. Только не столь уж и долгое время – пять лет. Да и из них больше половины пришлось провести не в Англии, а в Португалии.

Крауззе обвел победным взглядом офицеров, многие из которых притихли, хоть это уже и непросто было сделать.

– В Португалии? Что же вас туда занесло? Это ведь где-то в самом конце Европы? – с удивлением, скорее всего неподдельным, спросил он.

– Обстоятельства сложились так, что пришлось завербоваться в британскую армию. А она в это время воевала в Португалии с французами.

– Значит, и вам довелось повоевать?

– Довелось.

– Ландскнехт! Я же говорил – каков ландскнехт! – хлопнув себя по ляжке, воскликнул Быков.

– А что это за обстоятельства, из-за которых вам пришлось вступить в армию державы, с которой Россия по тогдашним своим обязательствам находилась в состоянии войны? – спросил Тарлецкий.

– Не думаю, что кому-то в России хотелось исполнять эти обязательства. А обстоятельства, из-за которых я завербовался в 95-й легкий полк, весьма тривиальны: просто нужно было на что-то жить.

– Эти обстоятельства мы понимаем, не так ли, господа офицеры? – сказал Быков, обведя мутным взглядом своих скромно обмундированных младших офицеров, многие из которых даже по примеру солдат объединялись в артели, чтобы экономнее столоваться.

– Не поверю, что дело только в деньгах. Да и может ли жалованье английского офицера выправить бюджет благородного человека, у вас, ведь, верно, и семья есть? Я полагаю, тут главным для вас было именно то, что Англия напрямую воевала с французами. Верно, у вас к ним остались счеты после Тильзита! – вступил в разговор командир третьего батальона майор Перепелицын – крепкий, подтянутый блондин лет тридцати пяти, явно еще не утративший интереса к службе, как майор Быков.

– Я получал не офицерское, а сержантское жалование. Однако, оно было выше, чем мое нынешнее капитанское.

Услышав это, многие, особенно те самые «артельные» офицеры – от прапорщика до поручика – оживленно зашумели.