Читаем Крепь полностью

– Этот господин, – продолжал Тарлецкий, не обращая внимания на художника, – зарисовывал фортификационные сооружения на Березине и распространял слухи среди работавших там крестьян о скором приходе наполеоновских войск, которые якобы принесут им свободу, он подстрекал их к саботажу и выступлению против местных русских властей…

– Я еще раз вам повторяю, что это плод вашего поэтического воображения, – вставил, наконец, свою реплику Зыбицкий.

– Есть еще и крестьяне, с которыми он разговаривал, один из них, Башан, здесь и ждет, когда его позовут, чтобы подтвердить достоверность моих слов. У меня есть основания заключить, что у неприятельского эмиссара к вам конспиративное поручение.

– Я ничего не знаю, – чеканя слова, сказал Сакович. – Какое я имею отношение к тому, что рисовал и что говорил приглашенный мною художник по пути ко мне?

– Вы пригласили его, узнав о нем…

– …Из «Литовского курьера».

– … И до этих пор вы ничего не знали друг о друге?

– Представьте себе! Я же вам объяснял, – вмешался в разговор Зыбицкий.

– И при этом вы везете под подкладкой письмо господину Саковичу от его сына, – выложил на стол очередную карту Тарлецкий. Выдержав торжествующую паузу, во время которой Зыбицкий нащупал булавку под сукном своего сюртука, а пан Константин недоуменно переводил взгляд с одного из своих гостей на другого, он продолжил:

– Оно написано в Данциге, значит, вы знали, что приедете сюда, еще до того, как перешли границу. А вся история с газетным объявлением – это так, вуаль!

– Ну да, письмо… меня попросили… передать при случае… Но ведь это ничего не доказывает! – заговорил прижатый к стенке художник.

– Чего вы хотите? Вы приехали арестовать меня? Мой дом окружен солдатами? – с достоинством спросил Сакович. Теперь перед Тарлецким стояла самая трудная задача – представить шляхтичу сколько-нибудь правдоподобный мотив своего поступка. Маскировать настоящий мотив не было нужды – отгадать его было просто невозможно.

– Вы можете убедиться, что это не так. Я действительно полагаю, что вы не заслуживаете тех неприятностей, которые вас ждали бы, дай я делу ход. Открыть контрабанду зерна и скрыть факт попытки переслать письмо было слишком рискованно – письмо было найдено при свидетелях, которые могли быть при разбирательстве опрошены… И, разумеется, не только это. Я, к счастью, узнал, что ваше имение соседствует с Клевками, которые я уже тогда серьезно вознамерился купить. Хорошо бы мне тут жилось, если бы мое появление в здешних местах сопровождалось историей о том, как я погубил своих соседей. И, как это бывает, молва тут же приписала бы, что я сделал это для того, чтобы расширить свое имение за счет вашего.

– А если вы надумаете купить другое имение, и мы с вами никогда не станем соседями?

– Хочется надеяться, что всякое доброе дело когда-то зачтется…

– До сих пор вы не производили впечатление столь набожного или филантропического человека… – позволил себе съехидничать Зыбицкий, но, встретив гневный взгляд майора, тотчас же замолчал.

– Одним словом, вот какой я нашел выход и сей час мы все уладим: вы не пытались переправить хлеб за кордон, он изначально направлялся в наш армейский магазин в Гродно, куда его и доставили. Купчие с полевым комиссариатским управлением я подготовил задним числом, вам остается только подписать их.

– Я не просил вас об этом, – произнес Сакович в диссонанс с дружеским тоном Тарлецкого.

– Что ж, в таком случае считайте, что вы мне ничем не обязаны, – сказал тот, отчетливо обозначив в своем голосе обиду.

– Я бы хотел этого. Я не люблю быть обязанным. Я полагаю, деньги за зерно, когда я подпишу документы, получите вы? Или уже получили? – спокойно проговорил Сакович. Его спокойствие объяснялось тем, что он, наконец, как ему показалось, разгадал своего собеседника: да он обычный корыстолюбец, затеявший замысловатую махинацию с казенными деньгами. А пана Константина ему нужно было припугнуть только для того, чтобы тот помалкивал.

У Тарлецкого действительно появились основания для обиды. «После всего он посчитал меня банальным казнокрадом? – подумал он. – Эх, была бы сейчас в кармане стопка ассигнаций, так бы и швырнул их в его усатую физиономию! Однако, спокойно: может быть, пока так и лучше, по крайней мере, перестанет жечь меня своими глазами».

Чуть прищурившись, Тарлецкий посмотрел сначала на Зыбицкого, потом на Саковича, лица которых тонули в сумраке (пан Константин почему-то не распорядился зажечь свечи). Все же нельзя последнее слово оставлять за Саковичем. Пора выкладывать последнюю козырную карту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное