Кремулятор

Признаться, это очень сильно оскорбило меня. Если быть до конца откровенным, никто и никогда в жизни так не унижал меня. Сердце мое было наполнено любовью, а на деле вышло, что моя возлюбленная боится и, кажется, даже презирает меня. Она смотрела на меня брезгливо, смотрела свысока. Я любил ее, я прощал ее, я ехал за ней, а она смотрела на меня так, будто я был каким-то нежелательным в ее жизни элементом…

«Я в последний раз говорю вам: уходите, я вас знать не знаю!» «Да-да, конечно, извини…» – покорно ответил я.

За год до нашей последней встречи в крематории я действительно сказал: «Да-да, конечно, извини» – и вышел из гримерки. В тот вечер я брел в сторону дома и не мог поверить случившемуся. Я злился. Я был раздавлен…

Спустя неделю, как ты помнишь, я вновь зашел в гримерку после спектакля, но на этот раз ты даже не дала мне поздороваться:

«Товарищи!» – тотчас закричала ты.

И я вновь вынужден был уйти.

Не веря всему, что происходит, я начал преследовать тебя. В течение месяца в разных местах Москвы, после утренних и ночных кремаций, я выслеживал тебя. Всякий раз у нас повторялся один и тот же аттракцион. Я подходил, здоровался и пытался начать разговор, однако ты непременно кричала. Я подстерегал тебя до репетиций и после, настигал в дни спектаклей и в выходные, вырастал перед тобой в скверах и в продовольственных магазинах, в метро и на выходе из ресторана, где ты выпивала со своими товарищами, но всякий раз ты только взывала о помощи…

Все эти дни она делала вид, что меня не существует, и, когда это случилось, наверное, раз в пятый, я понял, что нужно прекращать, потому что преследовать ее далее просто опасно!

В нашу последнюю встречу я спросил у нее:

«Вера, милая, я обещаю, что больше не потревожу тебя, но объясни мне только, объясни, умоляю, почему ты не узнаешь меня?»

«Потому что я хочу жить, Петя, – вдруг призналась ты, – потому что я хочу жить, а с тобой меня ничего не ждет! Тебя скоро арестуют! В этом нет никаких сомнений! Я не хочу говорить с тобой, потому что общение с тобой опасно! От тебя пахнет смертью, Петь! Как бы ты ни наряжался, как бы ни старался уложить волосы, от тебя пахнет кладбищем и ямами! Я знаю, кто ты, я знаю, где ты работаешь! Я была на Донском год назад и узнала тебя. Я не хочу жить среди могил, и не для того я вернулась сюда, чтобы быть с тобой! Если ты помнишь, я бросила тебя! Я хочу быть актрисой, а не оказаться в лагерях, потому что живу с белоэмигрантом! Я не узнаю тебя, Петя, потому что выбираю жизнь! Я хочу быть счастливой и никому, слышишь, Петя, никому больше не позволю влиять на мою судьбу. Теперь я здесь, и меня ждет большое будущее! Ты даже не представляешь, кто мне покровительствует! Да, сейчас он выбирает между Давыдовой и Шпиллер, но, пока они будут грызться между собой, я стану первой актрисой этой страны!»

«Господи, ты что, всерьез говоришь, что тебя опекает сам?..»

«Да, Петя! Да! Не ты, а человек, который поднял эту землю! Человек, который каждый день делает нас самым передовым государством на планете! Ты хоть понимаешь, как все устроено в нашей стране? Ты понимаешь, какая это честь для меня?! Ты хоть понимаешь, где ты и где он? Ты хоть понимаешь, что значит быть замеченной им самим? Ты знаешь, какая это ни с чем не сравнимая гордость и ответственность – знать, что он в зале, что, отвлекаясь от забот о нашем народе, он отдыхает, глядя на меня! Ты, человек, который всю жизнь только и делаешь, что воюешь, убиваешь и закапываешь, можешь хотя бы представить себе, что существуют другие миры, где мужчина не разменивается на мелочи, а думает о важном?! Ты можешь себе представить, что, пока ты занят своим грязным делом, он поднимает нашу страну?! Я счастлива радовать его своей игрой! И пускай пока я и не на первых ролях, но, если меня уже отметил он, значит, безусловно, отметят и режиссеры!»

«Господи, Вера, что ты несешь?!»

«Убирайся и больше никогда не появляйся в моей жизни! Я щелкну пальцами – и ты превратишься в пепел, понял меня?»

«Понял».

Я был разрушен. Я понимал, что дальше так продолжаться не может. Жизнь не шарманка. В тот день я осознал, если я хочу сохранить себя – должен порвать с Верой. И я решил, что напишу донос…

«Нестеренко, на выход!»

Вот и все. Дверь камеры зло смеется. Меня подталкивают новым коридором, и, хорошо изучив саратовскую тюрьму, я понимаю, что в эту сторону еще никогда не ходил – в сторону смерти два раза не водят.