Кремль. У

Груше его стало жалко, и она простила ему рыжие его волосы.

IV

С. П. Мезенцев зачастил к И. П. Лопте. Он предложил ему — так же, как подкупил плотовщиков оставить и не переносить пристань, и пристань не перенесли, и дело теперь заглохло, — подкупить Вавилова с тем, чтобы агитация за Кремль не удалась. Кроме того, вооружить реставрационную комиссию соответствующими справками, он берется помирить профессора З. Ф. Черепахина с Кремлем, и пусть Е. Дону извинится перед профессоров за нанесенную обиду. Надо мобилизовать общественное мнение Мануфактур, чтобы безобразие не повторилось, и он готов даже выяснить, за какую сумму можно купить Вавилова, причем, если И. П. Лопта согласится распространить слух, что Вавилова подкинули в Воспитательный дом и сама Мургабова может сознаться в своем грехе, и тогда будет все отлично, есть у него в Мануфактурах, сидит в архиве такой симпатичный старичок, сонный, зайти будто покурить и сунуть ему в архивные дела соответствующий документик о том, как и когда поступил в Воспитательный младенец Вавилов, незаконнорожденный и второй владелец Мануфактур.

Он сыпал планами, оглядывался и весь пылал от восторга своих выдумок. Многое, конечно, было брехней, и так ли виноват и так ли ценен, усумнился И. П. Лопта о Вавилове, и С. П. Мезенцев немедленно начал расхваливать организаторские таланты Вавилова. Он уже, действительно, начал ценить его, его только смущало, что просился на переговоры Пицкус, а он не сказал, а сказал, что идет поговорить с соответствующими ткачами на кое-какие темы о пряже и краже. Он ушел в надежде получить сразу некоторую мзду, он видел, что и ростовщик тут, и в связи с печатанием библии деньги есть у общины, да и почему же отремонтировал И. П. Лопта свой каменный дом, в котором раньше, говорят, жить нельзя было, и отдали его ему за ненадобностью, и он в нем теперь как застройщик в собственном доме, на сорок лет право застройки.

И. П. Лопта согласился, так как он пожертвовал собой, и ему нравилось и доставляло огромное удовольствие желание выставлять себя, он хвалился осторожно перед С. П. Мезенцевым, и тот видел, что старикашка и гордый и чванливый, но дело свое ведет очень здорово. С. П. Мезенцев отнесся к нему с уважением и видел, что дело можно сделать, он сказал, что никогда не обижал и никогда своих клиентов не обманывает, но желал бы, так сказать, на предварительные разведки, смету он представит поздней, когда расследует Вавилова и когда нити власти и нити планов захвата церкви Успенья будут у него в руках, И. П. Лопта дал ему три червонца и взял расписку.

С. П. Мезенцев возмутился, что как же в таком деле, совершенно уголовном, надо давать расписку, и тогда И. П. Лопта предложил ему вообще прекратить разговор. (…) Тот стоял на своем, С. П. Мезенцев желал получить деньги, ему хотелось и кутнуть и пойти к Клавдии, он запросил пятьдесят рублей, И. П. Лопта согласился, но только чтоб расписка.

— Пятьдесят пять! — воскликнул С. П. Мезенцев. — И сумма эта последний раз.

И. П. Лопта заартачился и дал только пятьдесят три. С. П. Мезенцев написал расписку, вздохнул, подпись размазал, но И. П. Лопта, с наслаждением любуясь его переживанием, заставил его переписать. И С. П. Мезенцев переписал. Он вышел, оглушенный своим поступком и глупой своей мыслью, которая ему совершенно не нужна и даже противна своим отвратительным любопытством, он не любил любопытных людей. Он пошел, и он боялся, что как бы Пицкус не попытался его найти, он решил обойти по Ужге и если встретит какого рыболова, тот его перевезет на ту сторону. Он шел и был чрезвычайно задумчив, разве тем можно объяснить то, что он, увидав Измаила и милиционера Петрова, шагавшего рядом с ним и разговаривавшего с капитаном Б. Тизенгаузеном, кинулся бежать.

Они отгоняли Измаила, милиционер водил в поводу свою лошадь, после события со срубленной березой ему было поручено время от времени объезжать Ямской луг. Он разговаривал тоскливо с капитаном Тизенгаузеном на немецком языке о Германии, и капитан Тизенгаузен все твердил о своем. Измаил рыскал, разыскивая врага. Увидев бегущего, он счел его нужным остановить, он устремился. Милиционер предупреждал убийство, так как обеззаконить человека и отнять у него пожалованную саблю, хоть он будь и сумасшедший, не считал себя уполномоченным, и соответственно запрошенный центр еще не отвечал.

Милиционер поскакал за ним. Разглядев красную шапку, С. П. Мезенцев совершенно растерялся, ему почему-то подумалось, что И. П. Лопта уже передал в соответствующие инстанции все документы, и он побежал. Тяжело было бежать С. П. Мезенцеву, он берег свое здоровье, все же он бежал.