Крейсер Ее Величества «Улисс»

Начальник корабельной медицинской службы Брукс и лейтенант Николлс, которьм помогал энергичный, не знающий устали корабельный священник, буквально сбились с ног. От старого моряка, старшего санитара Джонсона, проку не было никакого: его, видно, укачало. Почему так случилось, никто не звал; вероятно, существует предел человеческой выносливости.

Раненых приносили в лазарет целями пачками — до десять, двадцать человек. Вереница эта тянулась всю ночь, пока «Улисс» боролся за свою жизнь, и тесное помещение переполнилось до отказа. Вскоре и кают-компания стала походить на полевой тоспиталь. Ушибы, резаные раны, вывихи, сотрясения мозга, переломы — какими только больными не приходилось заниматься в эту ночь измученным врачам. К счастью, серьезных увечий было немного: за четыре часа в лазарете появилось всего девять «лежачих» пациентов. Чтобы освободить место для раненых, отчаянно бранившегося Райди и его дружков бесцеремонно вышвырнули.

Около 23.30 Николлса вызвали к штурману. То и дело падая из-за дикой качки, молодой врач наконец добрался до каюты больного. У Карпентера был совсем убитый вид. Внимательно оглядев его, Ииколлс заметил глубокий безобразный шрам яа лбу и распухшую лодыжку, выглядывавшую из-под марсианского скафандра. Дело плохо, но, судя по несчастному лицу Капкового, не так уж безнадежно, усмехнулся про себя Николлс.

— Ну, Гораций, произнес он неприветливо. — Что еще стряслось? Опять нализался?

Его благородие жалобно застонал.

— Спина, Джонни, — пробормотал он и лег на койку вниз лицом. — Взгляни, а?

Лицо у Николлса изменилось. Шагнув было вперед, он остановился.

— Как же я взгляну, — воскликнул он раздраженно, — если на тебе этот дурацкий комбинезон, будь он неладеи!

— И я про то же! — подхватил Капковый, — Меня в прожекторной о пульт ударило. А там разные ручки, острые детали. Он что, разорван? Поврежден или порезан? А швы, они...

— Господи Боже1 Неужели ты хочешь сказать... — недоверчиво проговорил Николлс, опускаясь на рундук.

— Выходит, он цел? — с надеждой посмотрел на него Капковый мальчик.

— Конечна, цел! Но если тебе понадобился портняжка, какого же ты дьявола...

— Довольно! — Бойко, вскочив, штурман, сея на край койки и предостерегающе подмял руку. — И для вас, костоправов, работенка найдется, — он показал на кровоточащий лоб. — Заштопай-ка меня, только поживей. Без такого специалиста, как я, на мостике не обойтись.. Я единственный человек на корабле, который знает, где мы находимся.

— Ну и где же? — усмехнулся Никоддс, держа в руках тампон.

— Не знаю — признался Капковый. — Потому-то и надо спешить. Но зато я знаю, где я находился! У себя дома, в Хенли. Я тебе рассказывал?..

«Улисс» не погиб. В ту ночь, когда на дрейфующий корабль, в правую скулу которого дул ветер, обрушивались огромные массы воды, не раз казалось, что крейсеру не под силу стряхнуть страшный груз. Однако, судорожно напрягаясь всем корпусом, корабль снова и снова сбрасывал с себя немыслимое бремя. Тысячекратно, до самой зари офицеры и матросы благословляли кораблестроителей с Клайда, создавших этот крейсер; тысячекратно кляли они слепую злобу бури, то и дело норовившей опрокинуть их корабль.

Пожалуй, слово «слепую» в данном случае неуместно. В дикой своей ярости шторм орудовал с почти человеческим коварством. Сразу после первой атаки ветер невероятно быстро повернул и, вопреки всем законам метеорологии, снова задул с севера. На «Улисс», находившийся у подветренного берега, то и дело обрушивались огромные валы.

Гигантские валы эти, казалось, были одушевленными существами... С ревом мчась мимо «Улисса», огромный вал неожиданно делая рывок в сторону и опускался на палубу корабля, разбивая вдребезги то одну шлюпку, то другую.

За какой-то час от вельбота, разъездного катера и двух моторных баркасов остались одни щепки, тотчас пропавшие в кипящем котле. Спасательные плоты Карлея сорвало и смыло за борт, туда же отправились и четыре бальзовых плота.

Но особенно досталось кормовой чаети крейсера. В самый разгар шторма раздалась серия мощных взрывов. Корма корабля чуть не выпрыгнула из воды.

Точно лесной пожар, в кормовых кубриках распространилась паника; на юте почти все лампы освещения были разбиты или выведены из строя. Заглушая ропот, по темным кубрикам понеслись вопли: «Нас торпедировали!», «Мины!», «Корабль тонет!» Эти вопли точно гальванизировали измученных, израненных людей — даже тех, кто, укачавшись, лежал в разной степени прострации. Толпа ринулась к дверям и люкам, но из-за лютой стужи их невозможно было открыть.