Он сделал несколько шагов к Ноэль и приподнял ее лицо за подбородок, заставив склонить голову в одну, затем в другую сторону, выбирая наиболее удачный ракурс.
– Поразительно! Ваши глаза сверкают как сапфиры. Они способны испепелить любого мужчину, взглянувшего на вас. А ваша кожа… – его рука прогулялась по ее щеке, – нежная, безупречно матовая. И ваша головка окружена сиянием шелковистых волос. – Он приподнял ее локон, пропустив сквозь свои изящные длинные пальцы. – Восхитительно!
– Благодарю вас, – только и сумела выговорить Ноэль, делая усилие, чтобы ее голос звучал искренне. По правде говоря, она считала столь откровенную и грубую лесть отвратительной. – Я пошлю лакея принести стул. – Она помолчала, готовясь сказать то, что Андре, безусловно, сочтет, своей величайшей победой. – Что касается моей горничной, то она не будет присутствовать на сеансах. Я убедила папу, что вам трудно сосредоточиться на работе, свободно творить.
– Благодарю, cherie, – пробормотал Андре в порыве благодарности. – Это так разумно и деликатно с вашей стороны. Вы правы, мы добьемся гораздо большего успеха, если никто не будет нам мешать. И мы совершим чудо, прославив вашу красоту.
– Ну, это не совсем так, – с лукавой улыбкой возразила Ноэль. – У нас будет один свидетель и зритель, который категорически возражает против того, чтобы его отсюда выдворили.
Это заявление было встречено недоуменным и хмурым взглядом;
– И кто же это такой?
– Моя кошка. – Ноэль жестом указала на нишу, где скрывался Эшфорд и где на диване в лучах солнца нежилась Буря, уютно устроившись на боку.
Андре взглядом проследил за движением ее руки и рассмеялся – его мрачность мгновенно рассеялась.
– Думаю, мне удастся не замечать спящую кошку. Если, конечно, она не станет жалобно мяукать во время нашего сеанса.
– Этого можно не опасаться, – ответила Ноэль. – Буря никогда в жизни не мяукала жалобно. Это не в ее характере.
– Прекрасно. Тогда мы можем считать, что у нас нет свидетелей, мы одни.
Андре задержался возле нее еше мгновение – вокруг него как бы сгустилась атмосфера особого магнетизма, и Ноэль подумала, скольких женщин ему удалось залучить в свою постель с помощью исходившего от него почти животного эротизма. Его вкрадчивая манера говорить, глубокий, выразительный, ласкающий н чувственный взгляд производили сильное впечатление.
Лежа в нише под подоконником, Эшфорд размышлял о том же самом. Слушая, как Сардо, пытается обольстить Ноэль, он чувствовал, что в нем клокочет ярость, чувство столь несвойс1венное ему, привыкшему держать себя в узде и при. более сложных обстоятельствах.
Господи! Да он готов был задушить Сардо голыми руками, а ведь этот мерзавец едва прикоснулся к ней.
Сардо смешивал краски и располагал поудобнее палитру, а Ноэль усаживалась на только что принесенном стуле.
– Я всегда питала особое почтение к художникам, – призналась Ноэль, оправляя складки юбки. – Особенно потому, наверное, что сама не смогу провести даже прямой линии, я считаю чудом то, что другие могут воспроизвести на бумаге или холсте контуры, формы человеческой фигуры и даже настроение.
– Это дар, – ответил Сардо и умолк, задумчиво глядя на свой мастихин. – Но иногда это бывает проклятием.
– Как это понять?
– Когда меня преследует видение, я не знаю покоя, пока не воспроизведу то, что мне пригрезилось. Я пленник голосов, звучащих во мне и приказывающих взять в руки карандаш или кисть. – Он снова принялся смешивать краски на своей палитре.
– Это восхитительно. – Ноэль сложила руки на коленях. – А случается вам так привязаться к своему произведению, что вы не хотите его продавать?
– Да, иногда так бывает. Некоторые мои картины как бы срастаются с моей личностью, с моей душой, и продать их – все равно что вырвать кусок своего сердца. – Уголок его рта приподнялся в кривоватой улыбке. – А почему вы так спросили? Вы боитесь, что мне захочется оставить ваш портрет себе, вместо того чтобы доставить его мистеру Бариччи?
– Нет, – покачала головой Ноэль. – Откровенно говоря, меня вовсе не беспокоят причуды мистера Бариччи. Идея написать мой портрет пришла в голову ему, а не мне. Меня захватывает сам процесс его создания, а вовсе не человек, пожелавший, чтобы это произошло. Как, впрочем, и оливковая ветвь мира, которую он мне протягивает.
Если Сардо и поразила страстность, с которой Ноэль произнесла свою речь, он не подал виду, что заметил это.
– А как насчет художника? – спросил он. – Он тоже поражает ваше воображение?
Она улыбнулась ему едва заметной улыбкой:
– А так бывает, чтобы вы не произвели впечатления на женщину, Андре? Вы невероятно обаятельны.
– Так же, как лорд Тремлетт?
Ноэль притворилась удивленной:
– Лорд Тремлетт? Почему вы упомянули о нем?
– Меня, признаюсь, заингрнговала природа ваших с ним отношений. Кажется, лорд Фаррингтон считает, что именно вы послужили причиной приглашения семьи в Маркхем. А блеск в ваших глазах, когда вы только услышали имя лорда Тремлетта! – Он пожал плечами. – Простите мне мою смелость, но я хотел бы узнать, предстоит ли мне соперничество с ним.