Крауч-Энд (сборник)

Он опять застучал по клавишам. Повернул свой агрегат ко мне, чтобы мне были видны слова в светящемся окне. Там было написано: На стене, слева от двери, ведущей в «Страну сладкой Кэнди», висит наш глубоко уважаемый президент… но всегда слегка косо. Такой у меня оригинальный способ держать его в перспективе.

Я посмотрел на картину. Джордж Вашингтон исчез, а на его месте возник Франклин Рузвельт. Ф.Д.Р. улыбался с сигаретой во рту. Его мундштук торчал вверх под углом, который его приверженцы называли щегольским и лихим, а противники — вызывающе высокомерным. Фотография висела чуть криво.

— Вообще-то мне даже не нужен лэптоп, — сказал этот странный человек. Говорил он слегка смущенно, словно я его в чем-то обвинял. — Я могу это делать и просто сосредоточившись. Ты же видел, как исчезли номера с твоей картонки. Но с лэптопом все-таки проще. Может, я просто привык все записывать. А потом редактировать. Вообще, редактирование и правка — самое увлекательное в этой работе, потому что именно на данном этапе я вношу последние штрихи — маленькие, но характерные, — и картинка обретает живую четкость.

Я долго смотрел на Лэндри, а когда, наконец, заговорил, мой голос был мертвым.

— Вы меня придумали, да?

Он кивнул, и вид у него был смущенным. Как будто он сделал какую-то гадость.

— Когда? — Я испустил хриплый короткий смешок. — Или это не тот вопрос?

— Я не знаю, тот или не тот, и наверное, любой писатель сказал бы тебе то же самое. Но я знаю одно: это случилось не в раз, а в процессе. Впервые ты у меня появился еще в «Алом Городе», который я написал в семьдесят седьмом. Но ты с тех пор здорово изменился.

Тысяча девятьсот семьдесят седьмой год. Воистину, год Бака Роджерса. Я не хотел верить, что все это происходит на самом деле. Мне было удобнее думать, что это сон. Но вот что странно: мне бы, наверное, удалось убедить себя в нереальности происходящего, но мне мешал запах его одеколона — знакомый запах, которого я никогда в жизни не нюхал. Да и как бы я его понюхал? Это же «Арамис» — марка, знакомая мне не больше, чем «Тошиба».

— Постепенно ты развивался во что-то более сложное и интересное, — продолжал Лэндри. — Но вначале был все-таки пресноват. Я бы сказал, одномерный образ.

Он умолк, чтобы откашляться, и улыбнулся каким-то своим мыслям.

— Позор на мою неседую голову, — ввернул я.

Он поморщился, уловив злость в моем голосе, но заставил себя посмотреть мне в глаза и продолжить:

— Последняя книга с твоим участием называется «Вполне в духе падшего ангела». Я ее начал в девяностом, но закончил только в девяносто третьем. У меня были проблемы. Жизнь в это время вообще была… интересной. — Его улыбка вышла кривой и горькой. — А в интересные времена писатель не пишет хороших книг, Клайд. Уж поверь мне на слово.

Глядя на его дурацкую одежду, которая висела на нем, как на вешалке, я решил, что тут ему можно верить.

— Может быть, вы поэтому так по-крупному и прокололись на этот раз, — сказал я. — Насчет лотереи и сорока тысяч долларов. Это же полная ерунда. Там, за границей, они платят в песо.

— Да, знаю. Я и не говорю, что у меня не бывает проколов. В этом мире я, может быть, и претендую на роль Создателя… в этом мире или для этого мира… но сам по себе я простой человек. Однако когда я лажаюсь, ты и другие мои персонажи об этом не знают, Клайд. Потому что все мои противоречия и накладки — это все составляющие вашей жизни. Но Пеория лгал тебе. Я это знал и хотел, чтобы ты догадался.

— Зачем?

Он пожал плечами и снова смутился, как будто ему было стыдно.

— Наверное, чтобы немного тебя подготовить ко встрече со мной. Для этого все и делалось, начиная с Деммиков. Мне не хотелось уж слишком тебя пугать.

Любой сыщик, который не зря ест свой хлеб, всегда замечает, когда сидящий перед ним человек лжет, а когда говорит правду; а вот улавливать, когда клиент говорит правду, но при этом что-то скрывает — талант куда более редкий. И я глубоко убежден, что даже у гениев сыска подобные озарения случаются не всегда. Не знаю, может быть, сейчас у меня получилось только из-за того, что мы с Лэндри были настроены на одну мыслительную волну, но я чувствовал: он что-то недоговаривает. Вопрос был в другом: хочу ли я это знать?