Красный Жук

– Ты как рыбу чистишь, бестолочь?! Это же хариус, а не плотва! Ты знаешь, сколько он стоит, дурья твоя башка?!

Сокур наклонился и достал из таза жирную килограммовую тушку хариуса.

– Ты видишь, что ты сделал, жопорукий?!

– Не нравится – сам чисть, а мы посмотрим, жопорукий ты или головожопый.

Смысл сказанных спокойным тоном слов даже не сразу дошёл до заведующего. Разумеется, начальство ещё и не так выражалось, оценивая его умственные способности и моральные качества, но то начальство. А тут на кухне его столовой!.. Тут-то он начальник! Мозг отказывался понимать.

– Что?.. Что ты сказал?!

– Говорю, сам ты дурак, а я…

Тут уж мозг воспринял всё как надо. Холоп посмел перечить! Бунт! В группу мышц локтевого сустава был послан пакет команд, и рука с зажатой в кулаке рыбой начала распрямляться в локте с тем расчётом, чтобы в конечной точке траектории хариус соприкоснулся с лицом возмутителя спокойствия.

Только вот мозг Степана Ерофеевича был намного лучше натренирован принимать решения именно в таких стрессовых, скоротечных ситуациях. И мышцы не один год учились максимально быстро реагировать на определённые сигналы нервной системы.

Со стороны смотрящих во все глаза кухонных работников всё произошло в один миг. Только «любимый» начальник стал поднимать руку, чтобы ткнуть их добровольному помощнику хариусом в лицо (сравнительно безобидное чудачество, которое многие испытали на себе), как тот сам ткнул Петра Никаноровича ребром тёрки в шею.

Не вставая с табурета, Пласт посмотрел на замерших работников. Увидел повёрнутые к нему лица и застывшую на них смесь ужаса, восторга и, пожалуй, злорадства. Вздохнул.

– Убил? – с какой-то странной интонацией спросила повариха.

– Да нет, очухается. Горазд он у вас орать, вот и притомился.

– Спасибо.

И опять почудилось Степану Тимофеевичу, что благодарит она не за то, что жизнь сохранил, а за то, что чуть не убил. Хотя чего странного-то, видно же, что дерьмо, а не человек.

– А сколько он так пролежит в беспамятстве? – опять спросила повариха.

– Да не волнуйтесь, бабоньки, через полчасика оклемается.

– Да чтоб он издох, ирод, век бы его не видеть, паскудину, – вступила в разговор дородная тётка, которая до этого передала Пласту тёрку.

– Хм… Ну, девоньки, век я вам не обещаю, но, думаю, сегодня он вам больше мешать не будет.

– Опять ударишь?

– Зачем? Просто попрошу. Начальничек у вас – человек тонкой душевной организации. Думаю, он мне не откажет.

– Дядька Степан, а как ты его ловко-то тёркой. – Молодой парень, чистивший до этого грибы, выглянул из-за крупной кухарки. – А я и не знал, что тёркой драться можно…

– А чего ж нельзя-то? Умеючи вот и рыбой можно.

– А вы умеете, да? Вы красный командир, да?

– Так, Яков, хорош языком молоть! Почистил грибы? Обжаривай и сметаны не жалей!

– Глаш, давай форель сделаем по-анжуйски с нашим соусом и котлетки.

– А давай, Шур. Пусть этот гусь московский пальцы пооткусывает! Так, Нюрка, вот тебе фарш. Шур, третьей рыбой хариус?

– Не, у нас там минога есть, её берите.

– Яков, слышал? Как грибы обжаришь, тащи её сюды.

– Ой! – всплеснула руками Глаша. – Степан (уж извините, не знаю, как по батюшке), вы, наверное, есть хотите?

– Ерофеевич. Но лучше так и зовите – Степан. А кормить не надо, не голодный я.

– Да как не голодный, вы же с утра тут не емши, я видела!

– Ничего страшного, у меня и хлеб есть, и сало.

– Степан Ерофеевич, яишенку, а? Я мигом.

– Ох, Глаша, опасная ты женщина. Ну давай. Подкрепиться никогда не помешает.

Огромная сковородка с глазуньей, жаренной на сале, ещё шкварчащей, с позолоченными колечками лука, и помидорный салатик с кубиками брынзы возникли как по волшебству. А всё это великолепие завершала большая кружка кваса и краюха свежего хлеба.

Уплетая яичницу, Пласт изумился, как разительно изменилась обстановка на кухне: люди заработали споро, с огоньком и даже с улыбками на лицах. Быстро и с удовольствием справившись с угощением, Щербин привалился к стене.

– Ох, девоньки, вот накормили, встать не могу. Ох, дай вам бог здоровья.

– И вам на здоровье, Степан Ерофеевич!

Опровергая свои же слова, Пласт встал и повёл плечами.

– Вот теперь и поговорить можно. Шура, есть у вас место, где я с этим гавриком смогу с глазу на глаз поговорить?

Место нашлось в кладовке, где уже стояло несколько бочек с рыбой. После сытного обеда Пласту захотелось сделать что-то доброе, хорошее. К тому же на полке стояла пустая консервная банка из-под кефали. В неё он и зачерпнул воды из бочки, а затем медленно начал лить на голову заведующего.

Секунд через двадцать тот открыл глаза и уставился на Щербина. Какое-то время оба молча смотрели друг на друга, а потом Сокур начал отползать. Вернее, попытался, но упёрся головой в одну из бочек.

– Очухался, вошь. – Пласт ласково потрепал заведующего по щеке. – А давай я тебя тут и утоплю, крысёныш?

Степан Ерофеевич зачерпнул в горсть воды и плеснул в лицо вытаращившего глаза Сокура.

– Не надо! – Пётр Никанорович, привыкший с ходу угадывать настроение начальства, понял, что этот страшный человек вполне способен привести свою угрозу в исполнение.