Красный вариант

Вся Комната являлась комбинацией именно подобных вещей – смесью рабочего и поломанного, причем связи этих вещей с датой их изготовления не было никакой. Например, точную копию этого магнитофона Ион уже видел на севере Лукьяновской несколько лет назад. Тогда Ион изучил каждый клочок наклейки на нем, слушая хриплый динамик, пока батарейки не сели окончательно. В то время подходящих на замену не нашлось.

Стеклянные окна, разумеется, были декоративными. Сразу за ними располагались картины, имитирующие городской вид. Особого реализма в них учитель не увидел, и тут же усмехнулся собственному скептицизму. Еще вчера он бы смотрел на эти картины с открытым ртом, а сегодня критикует их за недостоверность с видом знатока, который на своем опыте прекрасно знает, каков на самом деле внешний мир. С другой стороны, картины изображали мир до Катастрофы, и, похоже, тогда он выглядел иначе.

Куда больше Иона заинтересовало стекло. Если что и было редкостью в метро, так это именно обычное стекло. Из стеклянных предметов выжили разве что редкие стаканы.

Ион открыл раму, подвигал ее вперед-назад, слушая скрип петель. Провел по ним пальцем, потер, понюхал. Похоже на запах смолы, но какой-то не такой.

Учитель долго ходил по комнате, трогая шкаф, кровать, стены с непонятной бумагой. Зачем оклеивать стены бумагой? Ион никогда не видел ничего подобного. Он принялся обшаривать стену по сантиметру, пока у самого плинтуса не нашел надпись «обои бумажные, дуплекс».

Ион почесал голову. Надо будет спросить мужиков с Лукьяновской, что такое обои и что такое дуплекс. Первое слово он пару раз слышал, но не знал, что оно значит. А ведь когда-нибудь его об этом спросят молодые.

Затем Ион заглянул во все двери. В кладовке он нашел металлический хлам вроде швабр и лопат, которым он почти обрадовался – как-никак, знакомые декорации. За другой дверью находилась ванная – раковина, унитаз и душевая. От раковины Ион долго не мог оторвать глаз. Унитазом и вовсе не хотелось пользоваться по назначению – жалко было пачкать такую красоту. Вот от душа он не отказался.

Горячая вода была ему не в новинку, хотя он уже и не помнил, когда в последний раз пользовался такой. К моменту, когда Ион снова выключил воду, он уже достаточно осмелел, чтобы воспользоваться бесконечными полотенцами и заодно – чистым бельем, пачка которого располагалась на полке.

Он провел рукой по запотевшему зеркалу, долго смотрел на свое отражение. Вид собственной щетины был вполне знакомым, но ее цвет – нет. За последние сутки она местами побелела.

– Гулять так гулять, – пробурчал Ион, беря опасную бритву с полочки.

Скоро он вышел из ванной и направился к кухонному уголку, стараясь не глазеть по сторонам, предпочитая во всем разобраться самостоятельно. Много консервов, самых разных. Были и совсем экзотические вещи – какие-то соевые крупы, большая коробка с непонятным словом «чипсы», пыльные бутылки, в которых угадывался алкоголь. Хорошая штука, хотя пока и преждевременная. И рядом с бутылками – сахар! Много сахара, местами даже белого.

Газовая плита вызвала у учителя большие сомнения, и он ограничился стоящей рядом спиртовкой. Не исключено, что плита тоже была декорацией. Поэтому учитель решил не ставить экспериментов и вскипятил чайник знакомым способом, приглядываясь, как постепенно ускоряет свой ход кристально чистая вода.

Пока она закипала, Ион ощутил приступ хандры. Черт его знает, действительно ли эта комната напоминала довоенное время, но, скорее всего, так и было. Значит ли это, что все люди до Катастрофы жили вот так? Не ковырялись в земле в поисках крыс или жуков, не выжигали друг друга огнеметами, не пытались стрелять в первого встречного незнакомца?

Оторвавшись от плиты, Ион отошел в дальний конец комнаты, включил настольную лампу, пощелкал пальцем по абажуру, сам не зная зачем. Социального дня оставалось еще двадцать три с половиной часа, а он уже чувствовал уныние.

Ион сел на кровать. Да, это тебе не лазарет. Никакие пружины под ним не трещали. Под ним был настоящий матрац, по толщине – как единственная сохранившаяся на Лукьяновской подушка старых времен, только намного шире.

Однажды настанет момент, когда ему придется передать эти знания. Нужно будет к каждой непонятной ему детали либо изобрести слово, либо забыть саму деталь.

Вода закипела. Ион подошел к спиртовке, выключил ее, сделал себе чай. Заварной смеси он сыпанул больше, чем привык, и компенсировал это сахаром. Вернулся с кружкой к кровати, сел, оглядывая комнату с растущей тоской. Совсем некстати ему захотелось наверх, в открытый город, и учитель поспешно хлебнул горячего напитка, прогоняя эту мысль. Обжегся, поставил кружку на поцарапанную столешницу, чуть не расплескав.