– Я это выясню, мастер, – пообещал Иахим.
Тимофей попросил его поторопиться, а сам отправился на поиски Жана.
Караван-сарай, при всей своей монументальности, был меньше даже пограничной крепости, а язык, как известно, и до Киева доведет. Кто-то недавно видел Жана у конюшни, и Тимофей отправился туда.
Конюшня была длинной и разделенной глухими перегородками на отдельные секции со стойлами. Лошади плохо уживались с верблюдами, а ослы не заслуживали таких условий, которые доставались более крупным животным. Жана Тимофей перехватил на выходе из лошадиной секции. Та была ближе прочих к главному зданию, поскольку считалась самой «благородной» – в том смысле, что их седоки были, как правило, самыми благородными из постояльцев. Соответственно, их скакунам первыми задавали корм и подносили воду.
– Привет, Жан, – сказал Тимофей.
– Что?! – вскинулся тот, но, разглядев, кто перед ним, тотчас успокоился. – А, это вы, мастер. Чем могу услужить?
Взгляд у него был простодушный, но, если присмотреться, пряталась в нем какая-то хитринка.
– Правдой, – сказал Тимофей.
– Как всегда говорила моя матушка, сказал правду – сделал богоугодное дело. А если за это еще и вознаградят достойно…
Жан позволил концу фразы многозначительно повиснуть в воздухе. Тимофей показал ему медную мелкую монету. Жан тихо вздохнул, и в этом вздохе отчетливо слышалось: «за правду маловато будет». Тимофей кивнул в сторону крыльца, на котором Георгий о чем-то спорил с начальником стражи.
– Когда я расскажу о своих подозрениях д’Арвазье, он вообще бесплатно спрашивать будет.
Жан мгновенно уподобился испуганному мышонку.
– А в чем меня подозревают? – тотчас спросил он. – Я ничего дурного не совершал.
– Уверен? – строго спросил Тимофей.
Жан мелко, но очень старательно закивал.
– А скажи-ка мне, Жан, что ты тогда ночью делал в здании? – спросил Тимофей. – Тех, кто ночует во дворе, туда не пускают.
– Так то этих, – Жан пренебрежительно махнул рукой в сторону группы бедных паломников.
Те сгрудились в тени, которой становилось все меньше, и с надеждой глядели на главные ворота. Ворота оставались закрытыми, а стража перед ними не настолько заскучала, чтобы оставить свой пост, да еще на глазах начальства. Георгий размахивал перед их начальством руками. Д’Арвазье глядел на своего оппонента хмуро и сурово.
– А ты разве не из них? – спросил Тимофей.
– Я, мастер, теперь в услужении у господина Людвига фон Борманштадта, – гордо заявил Жан.
Фамилию господина он выговорил особенно старательно. Тимофей покачал головой.
– Не припомню такого.
Жан огляделся по сторонам и, не увидев хозяина во дворе, весьма точно описал его всего несколькими словами. Такой среди паломников точно был. Тимофей видел его во время ночной погони – это он носил ночной колпак с длиннющей кисточкой, – но особо с ним никогда не общался. Собственно, этот чопорный господин вообще мало с кем разговаривал и держался особняком. Тимофей поначалу принял его за беглого монаха, потом за разорившегося ремесленника, но чтобы «фон»…
– А Локерли, помнится, говорил, что в караване одни простолюдины, – припомнил он.
– Много он понимал, этот Локерли, – Жан снова махнул рукой, но уже в неопределенном направлении. – Сам запутался и вас, мастер, в заблуждение ввел. Мой господин – настоящий рыцарь, только очень обедневший. Ну и стыдно ему рядом с таким блистательным рыцарем, как ваш друг фон Галит, свою бедность выставлять напоказ.
Тимофей хмыкнул.
– А в бою за крепость ему тоже участвовать было стыдно? – спросил он.
Жан на это только развел руками. Мол, тут ничего сказать не могу.
– Ладно, – сказал Тимофей. – Это – дело прошлое. Так значит, ты в здании был по указанию этого Людвига? И что ты там делал?
– Простите, мастер, но это наше с ним дело.
– Хорошо, я спрошу у него.
Жан замялся.
– А-а… Не надо, мастер, не беспокойте господина по пустякам.
– Тогда отвечай ты, – сказал Тимофей. – Но отвечай честно, я потом твои слова проверю.
Жан вздохнул, потупив глаза.
– На кухню я ходил, – признал он. – Будто бы господин мой еще раз перекусить желает. Да тут от запахов помереть можно, а с одной лепешки разве сыт будешь? Только мне, увы, ничего не перепало. Я ведь чужого без спроса не возьму, а спросить там не у кого было.
Тимофей усмехнулся. Во взгляде молодого паломника сияла святая простота пополам с наивной, почти детской, хитринкой. Эдакий деревенский простачок, который думает, что если разок объегорил соседа, то теперь сможет обвести вокруг пальца и весь остальной мир. Сколько таких Тимофей перевидал – даже и не сосчитать. Некоторых жизнь вразумляла, некоторых – не успевала, а с некоторыми, как ни билась, все без толку.
Впрочем, молодой паломник казался слишком сообразительным для третьей группы. Конечно, наивность и ум – слова разные, но что-то он определенно не договаривал.
– Ты мне лучше ответь, что ж ты вокруг Зинаиды увивался? – строгим тоном произнес Тимофей. – Чай, не кухонная девка. Или, скажешь, это тоже поручение твоего господина?
– Ну-у-у…