Красные листья

Кристина попыталась убедить Эвелин, приводя статистику. «Она вся работает против тебя», — говорила ей Кристина, рассказывая о том, какое количество матерей-подростков исключено из средней школы, о том, сколько их сейчас получает нищенское пособие — где-то на уровне черты бедности, сколько у таких матерей вырастает детей с психическими отклонениями. Но ничего из того, о чем говорила Кристина, облегчения Эвелин не приносило. Она думала только об одном и не слушала никаких доводов. Родители Эвелин сказали, что она должна передать детей на усыновление, а Эвелин была еще в таком возрасте, когда родителей слушаются.

Рыдания Эвелин Кристина услышала задолго до того, как открыла дверь.

— Привет, Эви. Это я, — бодро заговорила она. Эвелин заплакала еще сильнее. — Вот это приветствие, — Кристина села на постель рядом с девушкой и погладила ее живот. — Как держимся?

Эвелин душили рыдания, она не могла говорить.

— Ну хватит, дорогая, хватит, девочка. Возьми себя в руки. Осталось всего несколько недель.

— Никаких нескольких недель не осталось, — прохныкала Эвелин. — Ничего не осталось. Меня больше не будет.

— Ну в чем, спрашивается, дело? — разволновалась Кристина. — Почему это тебя больше не будет?

Эвелин схватила руки Кристины:

— Крисси, пожалуйста, поговори с моей мамой! Пожалуйста! Я никому не хочу отдавать своих детей!

Эвелин рассказывала Кристине о своих родителях, которые всю свою жизнь прожили в маленьком городке Лайм. Это были люди с достоинством, и оно не могло им позволить, чтобы их единственная дочь завела внебрачного ребенка в пятнадцать лет. Это был бы первый случай в седьмом поколении семьи Мосс. Для Доналда и Патриции Мосс не было иного выхода, как отправить свою дочь в «Красные листья», а соседям сказать, что она поехала в Миннесоту навестить больную тетю. Эвелин просто не может как ни в чем не бывало возвратиться из Миннесоты с двумя младенцами, отец которых попросту неизвестен. Эвелин призналась как-то Кристине во время одного из их доверительных разговоров, что она сама не уверена, кто отец, хотя на этот счет есть два серьезных подозрения. Когда оба парня лично предстали пред очи родителей Эвелин, они все обвинения в нарушении норм морали в свой адрес решительно отмели, признавшись, правда, что, возможно, если такие нарушения и были, то только со стороны Эвелин. Они были очень напуганы. Еще бы, перспектива жениться в пятнадцать лет им вовсе не улыбалась. Они хотели окончить школу.

Кристина знала, что переговоры с родителями Эвелин ничем не помогут.

— Эви, — сказала она мягко, — я попытаюсь поговорить с твоей мамой в следующий раз, когда она приедет. Хорошо? Я поговорю с ней. — Она сделала паузу. — Но, Эвелин, даже если их усыновят, то все равно им будет хорошо. Я уверена. Их будут любить.

— О, пожалуйста, — захныкала Эвелин, — не надо! Неужели ты ничего не понимаешь? Я не хочу их никому отдавать!

Кристина погладила живот девушки и тихо произнесла:

— Понимаю, Эвелин. Я все понимаю.

Эвелин попыталась от нее отодвинуться:

— Как же ты можешь такое говорить?

Что еще могла сказать Кристина этой несчастной девушке?

— Эвелин, их будут любить, — повторила она. — А ты будешь продолжать жить дальше. У них будут отличные родители. У них будут двое взрослых, чудесных родителей…

— Я не хочу, чтобы у них были чужие родители! — закричала Эвелин. — Я хочу, чтобы у них была я! — Эвелин сидела на постели красная, несчастная и грузная. Она тяжело дышала.

— Эви, не надо доводить себя до такого состояния, — сказала Кристина, успокаивая девушку. Затем улыбнулась и сделала попытку пошутить: — Не могу себе представить, как принимают роды.

— Бетти знает, — серьезно заметила Эвелин. — Ей приходилось принимать однажды ребенка у подруги, когда ее машина сломалась и нельзя было вовремя попасть в больницу.

Кристина об этом случае знала. Но там было совсем другое. Машина вовсе не сломалась. Произошла автомобильная авария. Ребенка спасти не удалось. А сама Бетти получила серьезное повреждение позвоночника и навсегда осталась с больной спиной.

— Здесь пока еще все в своем уме. Никто, кроме доктора, твоих детей принимать не станет.

— Вот это правильно. Моих детей!

— Эвелин, пожалуйста, перестань.

Эвелин откинулась на подушки. Ее большой живот торчал вверх, почти перпендикулярно к телу.

— Я хочу, чтобы они остались там, внутри у меня, навсегда, — прошептала она.

Кристина сняла с Эвелин носки и начала массировать ее ступни.

— Когда я была маленькой девочкой, — сказала она тихо, — я думала, что это возможно. Я думала, что детки остаются там внутри до тех пор, пока ты сама не захочешь, чтобы они вышли.

Эвелин продолжала жалобно подвывать:

— Пусть остаются во мне навсегда и никогда меня не покидают, никогда не покидают свою мамочку…

Она начала плакать снова. Ее живот вздымался и опускался. Это был единственный, если можно так выразиться, живой предмет, который жил своей жизнью в этой маленькой комнате.

— Знаешь, — сказала Эвелин, шмыгая носом, — я даже придумала имена, которые им дам. Джошуа и Сэмюэл. Джош и Сэм. Тебе нравится?