Сам поднялся, Беззубого позвал, наружу вышел, чтобы не смущать женщину. Пусть спокойно поест… Кликнул одно из воинов, попросил коня запрячь – дорога то пробита до града. Тот не отказал в просьбе, уважил. Привёл вскоре гнедого жеребца, подержал, пока жрец в палатку не вернулся, да не вынес оттуда свёрток, плотно в меха укутанный, перед собой в седло не посадил. Тронулся. Тихо вокруг. Лошадь время от времени всхрапывает. Значит, застоялся жеребец. Рад пути. Идёт конь ровно, гривой потряхивает. Беззубый рядом бежит. То вперёд умчится, то шутливо пугает наездника. Обвыкся пёс совсем. Один такой породы в граде. Ни у кого больше нет. И большие псы его не обижают. Баловень детворы. Уж больно ласковый… Вскоре гонец догнал, выкрикнул приветствие, умчался вперёд. А жрец не спеша, чтобы не растрясти свою ношу с непривычки. Шагом, шагом, неспешно. Но вскоре хода добавил, когда уснула скво на ходу от сытости забытой, да от тепла шкур мягких. И сам воин тёплый, даже через мех чувствуется, что горяч слав, будто огонь в костре… Ночевали на заставе промежуточной. Специально для таких вот дел построенных. Ещё три по пути будет. Жрец женщину снял с седла, внутрь шатра натопленного внёс. Уложил на лежанку бережно, осмотрелся – уже заранее приготовили похлёбку для неё славяне, не забыли и жреца: здоровенный кусище мяса кабаньего, жареного, ароматного, да хлеб ещё тёплый, полотенцем шитым укрытый, чтобы не остывал. Все воины, кроме дозорных, своими делами занимаются. На него и скво внимания не обращают. Ну, добыл себе мужчина женщину. Что такого? В порядке вещей это. Мало ли меднокожих дев в избы славянские хозяйками вошли? А Путята что, не мужчина, что ли? Коли выбрал себе такую же, не им пенять. Благодарен в душе жрец друзьям-товарищам, побратимам воинским. Смотрит, чем те заняты. А воины ладят костры будущие, ветками еловыми прикрывают горки дров уложенные, с берестой сухой внутри. Ясно почему – передал гонец, спешащий в Славгород, распоряжение князево. И то – на одном очаге на тысячу голодных ртов еды не наготовишься…