Красно Солнышко

- Там баню истопили, дядюшка. Желаешь с дороги помыться? Попариться?

Знает, чем слава уломать. Давно уже тот косточки свои не грел, всё в походе да в поиске. Совсем уж было собрался идти. Да спохватился – не один же он теперь, но девочка верно всё угадала, молвила:

- Иди, дядя Путята. Сейчас мои мама с подругами придёт, мы твою Чепи в женскую баню отнесём, отмоем, да назад принесём.

Ну раз так… Вынул мужчина бельё чистое и одёжу из сундука, набросил сверху тулуп, пошёл в баню, как сказано… Хорошо! Стены жаром пышут, веники спину охаживают, словно сбрасываешь с себя всю усталость и грязь накопившуюся… Попарился, кваску холодного в предбаннике выпил, на ржаном хлебе настоянном, вкусном до изумления, вернулся домой, благо, идти всего ничего было. В доме лишь Иси сидит, дожидается. Вскочила, когда дядя пришёл, показала глазами на ложе – там спит скво под одеялом пушистым из шкуры медведя, уже в рубахе белой, вышитой, высовывается кусочек ткани из-под серебристого меха. Едва ли не блестят чистое тело и волосы. Поблагодарил Путята девочку, договорился, что присмотрит она за женщиной его, пока он в отъезде будет, проводил на крылечко. Прижалась девочка ещё раз на прощание к нему, убежала. Только слышно как поскрипывает снег под ножками лёгкими. Вернулся жрец в дом – лишь ровное дыхание слышно. Спит тускарора крепким сном. Постоял мужчина возле ложа, подумал. Улёгся рядом, накрылся один одеялом. Уснул сразу же. И встал рано утром, чтобы с воинами да обозом санным закончить эту проклятую войну поскорей. А когда уходил,  смотрит – уже спешит оленёнок к его дому, торопится. Хочет успеть попрощаться с дядюшкой. Успела. Ткнулась носом в живот жрецу, тот её по волосам погладил, полез в карман, выудил кусок твёрдого сока сладкого, в рот сунул. Помахал рукой, когда на санях сидел, что в голове отряда шли.

- Я скоро вернусь!

 Крикнул на прощание и улыбнулся ласково… Долго Иси стояла, смотрела, как уплывает за холмы обоз медленно. Сто саней, семь сотен воинов пошли. Почти вся сила ратная. Да не меньше и здесь осталось. Что ни житель в граде – всяк воин, каждый умеет в руке не только топор да мотыгу держать, но и мечом махать обучен. Так что не страшно. Зато война, наконец, закончится… Вздохнула девочка, в избу вошла. Скво на локте приподнялась, проснулась, как дверь хлопнула, смотрит на неё удивлённо. Что делать то? Некуда деваться. Пообещала ведь дядюшке присмотреть  за Чепи. Значит, придётся… Села напротив, спросила:

- Голодна? Есть хочешь? Тогда поднимайся. Будем учиться.

Та попыталась вылезти из-под медвежьего одеяла, выкарабкалась, встала босыми ногами на деревянный, из досок пиленых, да скобелем чищенных, пол, Ахнула удивлённо. Впервые ведь… Осмотрелась с любопытством – вчера сомлевшая с дороги была. А из бани её вообще принесли без чувств. Только сейчас и рассмотрела, куда попала… Волшебство!.. Стены из цельных стволов, очищенных от коры, ровные. Вдоль них лавки длинные, чтобы сидеть можно. Окна большие, в них вставлены пластины из светлого камня, что уличный свет пропускают. Стоит посередине типи нечто вроде лежанки из тёсаных ровно стволов древесных, изукрашенное. Девочка-гуронка на это ложе-не ложе показала, произнесла слова на незнакомом языке, потом на родной речи сказала:

- Повтори.

Чепи попробовала, Иси поправила. Опять попробовала – почти получилось. С третьей попытки совсем правильно вышло:

- Божья ладонь… А что это?

- Так мы называем помост для еды. Ладонь Маниту щедрую, еду нам дающего…