– Лейла? – послышался знакомый голос. – Что ты здесь делаешь?
Я подняла взгляд и увидела перед собой Леона с братом. Отто выбросил сигарету и улыбнулся мне. На нём была аляповатая рубашка, которую, по всей видимости, он носит двадцать четыре на семь, порванные джинсы и спортивные кроссовки. Его дреды были собраны в хвост. Леон же здорово контрастировал по сравнению с ним – белая рубашка, деловые брюки и туфли. Я всё ещё поражалась, как эти двое могли быть братьями.
– К тебе пришла, – я пожала плечами, стараясь изо всех сил не расплакаться и не упасть ему в объятия.
Мы посмотрели друг на друга и замерли. Он не знал, что ответить. Я не знала, что ещё сказать.
– Ребят, камон, пойдемте в дом, – снял напряжение Отто. После поднялся на крыльцо и открыл входную дверь.
Леон подал мне руку, и я встала со ступенек и отряхнулась.
Как оказалось, Отто вкусно готовит. На тарелках перед нами лежал шницель из свинины, приправленный специями и зеленью. В бокалы он налил красного вина. Мы втроём сидели за столом, как любящая семья.
– Так ты, значит, беременна, – улыбнулся Отто, отправляя в рот очередной кусок мяса.
Мы с Леоном молча переглянулись.
– Ну вы даёте, ребят. Леон, надеюсь, ты позовёшь меня стать крёстным отцом.
Леон едва слышно рассмеялся.
– Конечно, Отто, – он посмотрел на меня, словно спрашивая одобрения.
– Я… – начала было я, не зная, как сказать то, что ушла из дома, сбежала от отца.
– Лей, может, тогда поживёшь у нас пока? – улыбнулся Отто и сделал глоток из бокала.
– Конечно, – ответил за меня Леон, – она останется с нами. Если ты не против.
– Я? Ты шутишь? В кои-то веки у тебя появилась девушка, живите, сколько хотите.
Я чувствовала себя ребенком, которого вырастили два отца. Но, наверное, к лучшему, что они не дали ничего сказать мне. Я была гранатой, готовой вот-вот взорваться, и любое произнесенное слово вырвало бы чеку, и я либо расплакалась бы, либо забилась в истерике.
– Спасибо, – тихо сказала я.
– А ты почему не ешь? – спросил Отто. – Я этот шницель по бабушкиному рецепту, кстати, готовил. Она знала толк в еде.
– Он превосходен, – выдавила из себя я, за всё время попробовав лишь кусочек, – очень вкусно.
– И Отто, – перебил нас Леон, который сам ещё ни разу не коснулся ужина, – если Лей будет жить с нами, то… можно тебя попросить… чтобы никаких наркотиков в доме.
Отто положил столовые приборы о стол, поднял ладони и улыбнулся.
– Я чист, братан. Сегодня отдал последнее.
Леон едва улыбнулся, удовлетворившись ответом. Я сделала несколько глотков вина.
– Тогда отлично, – сказал Леон и перевёл взгляд на меня, – постелю тебе сегодня наверху, со мной.
Мы доели ужин и, поблагодарив Отто, встали из-за стола.
– Не шалите там, ребятишки, – крикнул он вслед.
Леон лишь махнул ему рукой и пожелал спокойной ночи.
Я проснулась от громкого стука в дверь. Едва открыв глаза, увидела, как Леон обеспокоенно смотрит на меня, а после встаёт с кровати. Кто-то буквально пытался протаранить дверь в комнату. Он не успел схватиться, как в комнату ввалились три человека с оружием.
– Руки! – заорал на Леона один из нападавших.
Я закричала и, словно в детстве, хотела накрыться одеялом, спрятаться там от проблем, но поняла, как это нелепо будет выглядеть. Леон, будучи в одном нижнем белье, упёрся голым телом в стену и заложил руки за голову.
– Что происходит?! Кто вы такие?! – крикнул он, но тот человек, что стоял ближе всего к нему, размахнулся и ударил его прикладом в поясницу. Леон скорчился от боли.
Двое других, одетых в форму и бронежилеты, переворачивали комнату вверх дном. Открывали шкафы, разбрасывали вещи, скидывали на пол всё, что аккуратно стояло на полках. Я вжалась в спинку кровати, вцепившись в одеяло.
– Леон Мартинес? – спросил его один из этих солдат.
Тот лишь покачал головой.
– Вы и ваш брат обвиняетесь в употреблении и хранении наркотиков.
– Что?! – запротестовал Леон. – Тут нет никаких наркотиков. Я не…
– Что ты там сказал? А это тогда что? – тот, что держал Леона на мушке, взял у своего друга пакет, а после схватил Леона за запястье и вложил его ему в руку.
Леон пытался сопротивляться, но ещё несколько ударов прикладом окончательно лишили его сил. Он посмотрел на меня так, словно просил прощения за то, что всё это происходит в его доме.
– Понятые, – сказал один из мужчин в форме, – войдите.
Понятые? Понятые?! Где эти амбалы успели найти понятых?
По телу пробежала дрожь, мне захотелось закричать в тот момент, когда в эту тесную комнату вошёл мой родной отец. С высоко поднятой головой, поправляя галстук на своём чёрном костюме, он появился, как актёр театра, чётко выполняющий поставленную роль. Рядом с ним был его друг, я видела его пару раз в нашем доме – высокий кучерявый парень, с веснушками, в футболке с изображением Дарта Вейдера и длинных шортах – он был самым плохо играющим актёром этого спектакля. Интересно, сколько отец ему заплатил?