Крах Империи

Соколовскую подбросило в высоту. Она оставалась сам собой и при этом ощущала себя глыбой камня. Хаотически, прыгая из стороны в сторону, она перемещалась в вакууме. И здесь страдания были невыносимы. Множество звезд жгли гипермаршала разнообразными лучами, от простых до рентгеновских. Но особенно болезненным было альфа и гамма излучения. Части девичьего тела, то нагревались, то наоборот остывали. Поверхность трескалась, отваливались целые куски, и при этом ее холодило мертвое безвоздушное пространство, а легкие казалось, вот-вот разорвутся от недостатка кислорода. Соколовская безраздельно страдала, превратившись в камень, она не утратила чувствительности. Иногда в него попадали мелкие осколки от других метеоров или он натыкался на острые обломки спутников. И это также причиняло невыносимые страдания.

— О Боже, спаси меня от этих маньяков, до чего дошло их дикое воображение. Ну не ужели рогатые чернодырники, могли до такого додуматься.

А черти продолжали строить рожи. Позволяя переваривать четырехкратно усиленные мучения.

Тут тело-метеорит стало притягиваться исполинской планетой. Соколовской стало страшно, но она не могла даже пошевелиться, плоть хоть ощущает все, но абсолютно беспомощная. Елена влетела в плотные слои атмосферы, ее поверхности расплавило, затем корпус стал испаряться, она просто сгорала в атмосфере. Это стало дополнительным стимулом в океане учений. Наконец болид окончательно аннигилировался и Соколовская снова возникла в космосе. Карусель истязаний продолжилась.

— Четыре вида пыток одновременно этого мало. Вот почему бы тебе проститутка не испытать что-то на пятое.

— Опять космическое? — переспросил другой бес.

— Нет историческое? — Как тебе моя подруга нравятся фашисты? — Улыбаясь, черт показал три ряда кривых зубов. А у другого демона выросли в размерах щупальца; концы заострились.

— Я их ненавижу!

— А придется полюбить. За одно ты как относишься к евреям.

— Вполне нормальный очень талантливый народ. — Сквозь многоуровневую волну боли произнесла Соколовская. — Хотя с ними нужно держать ухо остро. Меня в частности обманул еврей. Нет не мед!

— Вот отлично станешь жидом. Вернее маленьким жиденком.

Спустя мгновение Соколовская ощутила себя мальчиком лет восьми-девяти. Он был совершенно голым, а рядом с ним стояли такие же нагие мальчишки. Им стригли волосы, было холодно и уныло, вокруг серые стены барака, колючая проволока, лают собаки.

Машинка была очень тупой, они вырывала клочья волос, но еще страшнее был зловещий шепот.

— Сейчас нас отведут в крематорий.

Когда закончилось мучение с волосами, злобные фашисты в черной форме и с эмблемой череп с костями, нанося удары, построили их. Соколовская обратила внимание, какие худые были дети, шагающего перед ним мальчика была видна каждая косточка, спина превращена в сплошной синяк со шрамами и пицугами. Их вывели на улицу, шел снег, босые ноги ребенка обжигались об белую поверхность, чуть подкрашенную замершей кровью. По рядам прошлась плеть, хлесткий удар обрушился на едва покрытые кожей ягодицы перевоплощенной Соколовской.

— Держите ногу жидовские твари.

Было видно, что дети стараются из-за всех сил, мелькаю ряд в ряд раскрасневшиеся от дикой стужи голые пятки. В животе у Соколовской пусто, голод грызет кишки, кислота душит желудок. С лаем к ним подбегают овчарки, они кажутся бешеными, пасти исходят пеной. Одна из них самая яростная едва не перекусывает тощую ногу воительницы. Мальчику страшно, но тех детей что сорвались, загоняют обратно в строй острыми штыками. Наконец их вводят здание, испускающее сильное зловоние. Соколовская, да и другие дети совсем продрогли и посинели. Первоначально шагая сбитыми ножками, по горячему стальному полу, она испытал блаженное ощущение. Потом стало припекать, и воительница отплясывала гопак. Ее уста шептали еврейскую молитву.

— Смилуйся Яхве. Подари жизнь мальчику! Вернее девушке! Низвергни нацистов в шеол! В самое пекло!

Жечь детские ступни стало сильнее, многие ребята уже начали кричать и плакать, а запах паленого мяса стал невыносимым.

Мальчиков очень много, их спрессовали в плотную, Соколовская почувствовала прикосновения, тощих, избытых, потных теле. Острые лопатки укололи ее в костлявую грудь. На бритую голову упала, горячая смола, Соколовская вскрикнула. Послышался похожий на хрюканье хохот эсесовцев, затем звучит сигнал. Пол начал наклоняться. Стоящие с края дети медленно, но верно соскальзывали в геенну. Ребята цеплялись друг за друга, старались ухватить гладкий раскаленный пол, но все тщетно. Даже не смотря на все пережитые страдания, сердце у Соколовской бьется как пулемет.

Вот приходит и его черед соскользнуть в преисподнюю. Пламя охватывает его и следует ни с чем не сравнимая боль, кожа сгорает быстро, а кости в сладострастном упоении лижет огонь. Самка-гипермаршал переживает каждую секунду в отдельности, затем когда последняя косточка истлела. она оказывается снова в строю. Ужастик повторяется вновь и вновь.