Крах диссидентки

Как и в других коллективах, когда Арсений учился или работал, здесь, в представительстве, он был со всеми внешне в одинаково добрых отношениях. Не было в его жизни случая, чтобы он с кем-то открыто враждовал, не здоровался с товарищем по работе, не смотрел в его сторону. Как бы он внутренне ни относился к людям, со всеми старался быть одинаково вежливым. Правда, его вежливость имела свои оттенки, могла быть и приветливой, и сухой. И внутреннее отношение к людям Арсений определял также быстро — и большей частью безошибочно, — ибо имел особое интуитивное чувство родственности (возможно, духовной совместимости?) своей души с душой другого человека. Чувство родственности имело градации: с одним человеком оно было почти абсолютным (такие люди становились его друзьями), с другим оно улавливалось как-то неопределенно (такие люди становились его добрыми знакомыми). И еще заметил Арсений: именно те люди, с которыми ощущал духовную совместимость, отвечали ему тем же. Такого человека Арсений встретил и в Нью-Йорке. Их рабочие столы стояли в одной комнате, они общались все время, чувствуя друг к другу все большую и большую симпатию. Работал тот человек старшим советником представительства, был ровесником Арсения, то есть разменял четвертый десяток. За это время Всеволод Тихонович пробыл уже несколько лет в Канаде, а теперь четвертый год работал в Нью-Йорке. С женой Алисой (Арсений уже познакомился с нею) жил на квартире в нескольких кварталах от представительства.

В первые дни в Нью-Йорке, в представительстве, в ООН, Арсений, не имея опыта дипломатической работы, порой чувствовал себя беспомощным, у него не было таких знакомых, которые бы, не ожидая его вопросов — а их у Арсения возникало много, — тактично подсказывали бы ему, что и как надо делать. Он видел, что все озабочены своими делами, им было не до него. И только Всеволод Тихонович находил время, будучи страшно занятым, дать ему добрый совет, ответить на вопросы, положить на стол документы, с которыми надо было ознакомиться, но Арсений не знал, где их взять, как долго можно держать у себя, куда вернуть. По собственному опыту Арсений знал: в новой работе быстрее улавливается главное, нежели мелочи. К тому же главное охотно объясняют, а мелочи считают несущественным элементом и потому неохотно отвечают на вопросы. О чем, мол, тут говорить? Ведь это так просто и ясно. Однако же и не просто, и не совсем ясно, и в этих мелочах, пока их изучишь, будешь блуждать, как в лесу.

— Если у вас, Арсений Андреевич, есть желание, то завтра мы могли бы поездить по городу, — сказал Всеволод Тихонович, собираясь в пятницу домой. — А то, знаете ли, время бежит быстро, работы и суеты много, не успеете собраться побывать где-нибудь, как уже надо уезжать обратно.

— Я хотел как раз просить вас об этом, Всеволод Тихонович, поскольку вы в Нью-Йорке уже почти старожил, да, спасибо, вы сами предложили, — обрадовался Арсений.

— Мне уже отремонтировали машину, так что завтра поедем собственным транспортом, — пояснил Всеволод Тихонович. — В каком часу за вами заехать?

— Как вам удобнее, — ответил Арсений. — В девять, как обычно, я уже сижу за рабочим столом.

— Памфлеты пишете? — поинтересовался Всеволод Тихонович, он говорил уже, что читал Арсениевы памфлеты в газетах.

— Нет, не пишу. А впечатления старательно записываю — возможно, вернувшись домой, обработаю их и напечатаю, хотя, по правде говоря, что-то у меня остыл интерес к газетной работе.

— Договорились. Мы с Алисой подъедем к представительству ровно в девять. Маршрут поездки, если не возражаете, обсудим в машине. Ну, всего хорошего! Пойду, а то Алиса уже, наверное, беспокоится: не случилось ли со мною чего-нибудь. Она всегда нервничает, если я где-либо задерживаюсь.

День выступления Арсения уже был назначен, председатель провел первое заседание четвертого комитета. Начал он его так:

— Именем всемилостивого и всемогущего аллаха заседание четвертого комитета считаю открытым.

Стукнул молотком по столу и начал произносить свою, как говорили дипломаты, «тронную речь». Говорил он по-арабски (этот язык, так же, как и русский, английский, французский, испанский, китайский, был официальным в ООН) так быстро и гневно, что переводчик за ним едва успевал. А синхронные переводчики в ООН такие асы, что, как бы быстро оратор ни говорил, сразу давали текст такой, который потом, сократив, печатали в бюллетенях. На другой же день в пресс-центре можно было получить напечатанный текст. Закончил он свою речь на оптимистической ноте:

— Арабская революция победит!

На этом первое заседание комитета, сказал председатель, считается законченным. Когда комитет соберется опять, сообщат отдельно. И — стукнул молотком. Украинская делегация должна была выступить одной из первых, поэтому Арсений начал готовить текст своей речи. И снова на помощь ему пришел Всеволод Тихонович, помог подобрать по теме выступления нужный материал, поделился некоторыми своими вырезками из газет.