Крах диссидентки

Насколько я уже не та, какой была, — убедишься, когда прочитаешь некоторые фрагменты из моей записной книжки. Я заметки даже не переписываю, а лезвием бритвы вырезаю из блокнота, который всегда ношу с собой, боясь, чтобы он не попал в чужие руки. Ты первым будешь читать мою настоящую (подчеркиваю это слово), выстраданную тут исповедь. Я, возможно, и тебе не открыла бы душу, очень уж чужими мы стали, но письмо моей мамы к тебе еще раз подтвердило то, в чем я окончательно (но слишком поздно!) убедилась: честнее и добрее человека, чем ты (кроме мамы), я в своей жизни не знала…»

Дальше шли листки бумаги, вырезанные из блокнота, исписанные мелким, точно бисерным почерком. «Так пишут заключенные, передавая письма тайно из камеры на волю», — подумал Арсений. Эти листки были просто вложены в конверт, а потому Арсений, положив их на стол, начал читать с того, который оказался сверху.

* * *

«С того времени, как я сюда приехала, меня не оставляет чувство, что у меня две души; что я живу двойной жизнью. Одна жизнь — мое прошлое, и она как плоть; вторая жизнь — моя сегодняшняя, и она точно тень. И ощущение, что я не одна, а нас двое — и одинаковых, ибо мы в одной оболочке плоти, и разных, ибо в разных измерениях духа, — создает как бы иллюзию нереальности моего существования. Мне даже иногда снится: я встречаю себя (такой, какой я была дома) на улице, прохожу, боясь на себя взглянуть, сказать себе слово: вижу, не глядя, в глазах боль и осуждение…»

* * *

«Такой, какой я сюда приехала, я была тут чужой. Начала переделывать себя. Свою внешность. Женщине это легче сделать, чем мужчине. К нашим услугам и одежда, и косметика. Мне хотелось и внешним своим видом сразу вписаться в новый мир так, чтобы никто не заметил, что я приехала из другого мира. Внутренне, как мне казалось, я была уже там, ведь я жаждала жить в этом мире. Но оказалось, что не так. Внутренний мир, чувствовала, зависит и от внешнего вида. Мы даже не задумываемся над тем, как та одежда, которую мы носим (в том, конечно, случае, когда сами выбираем ее), созвучна «одежде» нашего «я». Они связаны, они взаимообусловлены. Они словно бы рождают одно другое. Я одеваю, оказывается, не только тело, но и душу».

* * *

«Меня охватил ужас. Поняла, что для того, чтобы тут жить так, как хотелось, я должна стать другим человеком. То есть быть не сама собой, а кем-то. Но зачем мне нужны были все те жертвы, на которые я пошла, вырываясь в этот «свободный мир», — только чтобы дать жизнь не моему «я», а чему-то, совсем мне чужому?»

* * *

«У меня стало два «я». Первое (назову его старым), с каким я приехала сюда. Оно, это старое «я», жило по тем законам, по которым жила среда (общество), сформировавшее их. Второе «я» (назову его новым) оформилось уже здесь, под давлением абсолютно противоположных сил тем, какие формировали старое «я». Они, эти две силы, были лютыми врагами, они стремились уничтожить одна другую, чтобы безраздельно завладеть моим «я». Но старое «я» было оставлено мною на произвол судьбы, как и сын Алеша, вместе со всеми интересами, радостями и печалями, какими я жила в том мире, где родилась. На новое мое «я» были направлены все мои интеллектуальные силы. Но странно: старое «я», будто старое могучее дерево, стояло неподвижно. Новое «я» то пыталось его закрыть, то вдруг исчезало…»

* * *

«Часто спрашиваю себя: я это или не я? Чувство такое, что и я, и… кто-то другой в меня вселился. Иногда казалось, что я даже вижу другую, кроме своей, тень, когда иду в солнечный день по улице. Шизофрения? Возможно! Я, честно говоря, приехав сюда, пила каждый день немало джина с тоником, который мне нравился своим горько-сладким вкусом. Но никогда не пьянела. Джин только опустошал душу».

* * *

«Чувствую: чтоб полностью слиться с этим новым миром, где я оказалась, надо изменить душу. Но как изменить то, что неизвестно где? Когда я это поняла, меня охватил такой ужас, что я несколько ночей не могла заснуть, видела все, что окружало меня, только глазами. Никогда в жизни я не была настолько слепа душой, думала, что я сошла с ума. До сих пор не знаю, как в те дни не выпрыгнула из окна, чтобы пролетев семнадцать этажей, оказаться на том «этаже», где вся жизнь, должно быть, складывается из бессонных ночей…»

* * *

«Из будущего человечества вернуться в его прошлое. Я, оказавшись в этом прошлом, спрашиваю себя: что будет с моим «я»? Ведь это движение назад, которого не терпит Дух, ибо Время должно не только остановиться, но и повернуть назад стрелки на часах Вечности, что и создаст мертвый миг в жизни Духа. В этот миг что-то умирает в душе из того, без чего невозможно жить и что во времени не восстанавливается».

* * *

«Помню, если дома мне что-то не нравилось, я страшно (часто преувеличенно!) возмущалась, добивалась, чтоб сделали то, что мне полагалось по закону. Тут я ни на что не имею права, никакой закон меня не защитит. Я все должна просить, как нищенка, что стоит возле церкви, где венчаются богатые и счастливые. Я могу только купить что-нибудь, если есть деньги…»

* * *