Если даже допустить, что стало известно о подозрительных связях Карла Кремера, то разве выпустили бы его в Швейцарию? Конечно же нет. Значит… закавыка в самой поездке. Арестовать Кремера, зная, что его поездка — внешне невинного коммерческого характера — организована Вайгангом, могли лишь по указанию Управления имперской безопасности. А если учесть давние дружеские отношения группенфюрера с самим Гиммлером, то понадобились бы особенно веские доказательства вины Карла Кремера или Вайганга. Правда, давая санкцию на арест, кто-то мог пойти ва-банк, надеясь, что, идя на дно, Кремер потянет за собой и группенфюрера.
Какие же доказательства вины Карла Кремера могло иметь гестапо?
Прежде всего о его поездке мог знать кто-то, кроме Вайганга и Кремера, — например, Шрикель, — и уведомить Берлин. Нет. Тогда бы его забрали на границе, обыскали и без лишних хлопот получили бы компрометирующие материалы.
Дальше. В Цюрихе за ним могли незаметно следить и установить, что он встречался с американцами. И все же сам факт, хотя и подозрительный, не может служить доказательством антинемецкой деятельности Карла Кремера. Чарльз Хокинс — деловой человек, к тому же, по документам, не американский подданный. И нет такого закона, который запрещал бы честному немецкому коммерсанту заключать выгодные соглашения. Если в гестапо будут строить обвинение на этом, им вряд ли удастся доказать что-либо. Правда, если бы дело касалось одного Карла Кремера, то можно было бы вообще ничего не доказывать — есть тысячи способов убрать его. Но, насколько понимал Карл, ставка в этой игре значительно выше…
Готовя Петра Кирилюка к работе в Германии, подполковник Левицкий рассказал ему о грызне между руководителями гитлеровского рейха. О их коварстве и жестокости, о методах, которыми они пользуются в борьбе за власть.
Вполне возможно, что кто-то хочет устранить со своего пути Вайганга и рассчитывает сделать это с помощью свидетельства Карла Кремера.
А гестаповцы, как нарочно, молчат — ни слова… Очевидно, это точный психологический расчет: пусть тревожные мысли лезут в голову, пусть отчаяние растравит сердце. Это зачастую изнуряет больше, чем пытки…»
Машина остановилась и засигналила.
— Это ты, Курт? — спросил кто-то ворчливо. — Быстро вы…
Сосед Карла слева опустил стекло на дверце, сказал недовольно:
— Тебе что за дело? Открывай ворота и заткни глотку!
— Ты пожалеешь, Курт, что всегда был груб со мной, — прохрипел часовой. — Я с тобой сочтусь за все!..
— Прикуси язык, старая ворона!
Карл услышал скрип ворот, и машина тронулась. Круто повернула, проехала еще немного и остановилась. Гестаповец слева — Курт, как уже знал Кремер, — сорвал с него тряпку.
— Выходи! — приказал Карлу.
Кремер осмотрелся, стараясь не пропустить ни одной детали. Высокий забор с колючей проволокой, справа — гараж с несколькими боксами. Сразу за асфальтовой площадкой — цветник, между клумбами к двухэтажному дому тянется посыпанная желтым песком дорожка. Если бы на тюремный забор с колючей проволокой — полная иллюзия усадьбы бауэра среднего достатка.
— Давай! — подтолкнул Кремера в спину Курт, и они направились к дому.
Впереди шел верзила. «Гельмут, — вспомнил его имя Кремер. — Действительно, великан».
Гельмут шел, засунув руки в карманы и немного сгорбившись. Неуклюже переставлял ноги в грубых башмаках, оставляя на песке дорожки глубокие следы.
Большие, широкие, с необычным рисунком — две елочки рядом, — они напомнили Карлу что-то, но он никак не мог вспомнить что? Карл взглянул на ботинки Гельмута. Kрепкие, на каучуковой подошве, а елочки, наверное, чтобы не скользили.
«Где же он мог видеть такие следы? Да какое это имеет значение? Следы как следы…» А вот уже и крыльцо дома. Окна первого этажа узкие и мрачные, забраны решетками, двери дубовые, обитые железными полосами. Такие не под силу и Гельмуту.
Верзила вытащил из кармана тяжелый ключ, открыл дверь и отступил на шаг, пропуская Кремера.
— Давай, давай! — толкнул его в спину Курт. — Мы с тобой тут цацкаться не собираемся!..
Узкий темный коридор. Кремер остановился, ничего не видя. Услышал, как за спиной скрипнули двери. Кто-то, наверное Гельмут, схватил его за ворот, снял наручники и толкнул в темноту. Позади хлопнула дверь, щелкнул замок. Карл по инерции пролетел вперед, еле успевая переступать ногами, и больно ударился ушибленным коленом. Ощупал препятствие: край кровати. Сел. Постепенно глаза привыкали к темноте, вернее — полутьме. Из узкой щели под самым потолком пробивалось немного света.
Когда-то в комнате было окно, потом его заложили кирпичом, переделав помещение в обычную тюремную камеру. Откидная кровать с тонким матрацем, параша, железная дверь с волчком для подглядывания. Но тепло.