Кракен

– Я думал о своем друге и его девушке. – Это была правда. – Я не могу даже… – Билли опустил глаза. – Он умер, это меня сюда и привело, и я не могу ничего поделать, все думаю о ней, о том, что она… – Это была правда. – Я бы хотел ей сказать – она даже не знает, что он умер.

– Ты по нему скучаешь.

– Боже, да.

Маркус приволок тяжелую сумку.

– Знаю, ты бы предпочел оставаться внутри, Дейн, – сказала Сайра, – но сам знаешь, как это устроено.

Дейн следил за небом и зданиями. Руку держал в сумке, на оружии. Они шли между витринами и банками, рядом с закусочными, в недра Сити. Сторонились скоплений пешеходов, работников в костюмах.

Сайра искоса поглядывала на Билли. На самом деле он не смотрел, куда они идут. Не держал глаза раскрытыми – как, сам знал, должен бы. Просто в этот миг, в эту секунду он погрузился в свое несчастье, в мысли о том, что произошло. Он шел на звук шагов своих спутников.

– Фитч, – сказала Сайра. Тихо заговорила со стариком. Дейн прислушался.

– У нас нет времени, – сказал он.

Они вышли на дорогу побольше, с красным почтовым ящиком. Теперь Билли смотрел – в изумлении, – как Фитч налагает на ящик руки на высоте живота, словно нащупывает нерожденное дитя. Фитч натужился. Билли казалось, что он сейчас обосрется.

– Быстро, – сказал он Билли. – Это не продлится вечно.

– Я не…

– Ты хотел что-то сказать подруге друга, – тихо сказала ему Сайра.

– Что?

– Сам посмотри, какую тяжесть ты носишь с собой. Поговори с ней.

«Это что за бред?» – подумал Билли. Лицо Сайры оставалось подчеркнуто нейтральным, но его обозлила ее доброта. Он понимал, что так-то она не виновата. «Не собираюсь участвовать в этом фарсе», – подумал он.

– Тебе будет легче, – сказала она. – Это не Хокстон. Здесь можно.

Лондон как терапия, что ли? Всем остальным город уже был, почему бы и не терапией? Но почему Дейн их не подгоняет? Билли уже устал и обернулся, но вот он, Дейн, просто стоит. На виду, уязвимый, с каждой секундой на счету – ждет, пока Билли закончит, будто думал, что это хорошая идея.

«Я же не расплачусь», – подумал Билли, но вот эта мысль уже была плохой идеей, и ему пришлось отвернуться. К почтовому ящику. Он подошел к нему.

Довольно унылая метафора, такая очевидная связь; он собирался передать сообщение по традиционным каналам города. Билли чувствовал себя нелепо и раздосадованно, но все-таки не мог смотреть на тех, кто его ждет, а думать мог только о Леоне и – из-за какого-то опосредованного чувства вины – о Мардж. Вокруг были пешеходы, но никто не смотрел. Он уставился в темноту щели ящика.

Билли наклонился. Приложился к щели губами. Лондон как терапия. Прошептал в ящик:

– Леон… – Сглотнул. – Мардж, прости. Леон умер. Его убили. Я делаю, что могу, чтобы… Он умер. Прости, Мардж. Не лезь в это, ладно? Я делаю, что могу. Береги себя.

Почему его заставили это сделать? Ради кого это на самом деле? Он прижался лбом к металлу и думал, что расплачется, но сам снова шептал сообщение и вспоминал сцену, которую почти не помнил, – столкновение Леона и Госса, исчезновение Леона. И больше не чувствовал слез. Напротив, чувствовал, будто что-то скинул в дыру.

– Лучше? – спросил Дейн, когда Билли отступил. – Выглядишь ты лучше.

Билли промолчал. Сайра тоже промолчала, но в том, как она на него не смотрела, тоже что-то было.

– Здесь, – сказал Фитч. Они стояли в тупике, забитом отходами. За деревянным забором, как доисторические твари, крутили шеями краны. Грохот и гул промышленной машинерии, крики бригад. – Никто не услышит.

Фитч раскрыл сумку. Достал комбинезон, очки, медицинскую маску, фомку и старую «болгарку». Странный, странный образ для такого хрупкого человека. Дейн объяснил Билли:

– Маркус как-то работает с иммунитетом, Сайра – пластик, но Фитч – главный, хотя уже и отжил свое, потому что он гаруспик. – И, увидев лицо Билли, добавил: – Читает по внутренностям.

Фитч был стариком в защитке. Он завел резак. Под стон металла и цемента провел по мостовой черту. Вслед за лезвием наливалась кровь.

– Господи боже!!! – Билли отскочил.

Фитч снова провел шлифмашинкой по разрезу. Его изгваздали брызги цементной пыли и кровавая дымка. Он отложил обтекающую «болгарку». Вставил в красно-влажную трещину фомку и надавил сильнее, чем можно было ожидать по его виду. Плита поднялась.

Из дыры засочились потроха. Кишечные завитки, лиловые и кровавые, влажно вскипевшие мясной массой.

Билли думал, что внутренностями города будет его вырванный дерн, коренья, трубы, которые не полагается видеть. Он думал, Фитч достанет для толкования клубок проводов, червей и сантехники. Буквальность фишки шокировала его.

Фитч бормотал. Тыкал в месиво пальцами – мягко, как пианист, – слегка раздвигал фиброзные трубки, изучая углы между петлями лондонского нутра, поднимая взгляд, будто они отражали что-то в небе.