Кракен

Это стало последней каплей. В досаде и изнеможении от невозможностей она ответила – к их величайшему удивлению – на предложение своих друзей. Маленькая группа из одной галереи, где она когда-то выставлялась: двое мужчин, две женщины, которые выступали под коллективным псевдонимом «Утомленные», взятым на основе их общих претензий к миру. Мардж – из-за ее произведений – однажды была наречена их попутчицей, полуутомленной, Немного Подуставшей.

Она уже давно не слышала ничего от друзей с работы, но один-два Утомленных продолжали ей названивать каждую пару дней, пытаясь вытащить выпить, поужинать, сходить на выставку конкурентов, чтобы надсмеяться.

– Как же охренительно тебя видеть, – сказала женщина по имени Диана. Она делала скульптуры из расплавленных пластмассовых ручек. – Сколько лет.

– Знаю, знаю, – сказала Мардж. – Простите, с этой работой совсем ум за разум.

– Не за что извиняться, – сказал Брин. Он писал портреты в открытых наугад толстых книгах. По мнению Мардж, у него было не творчество, а говно.

Она думала, что этим вечером ей придется играть роль. Но блуждания от паба к арт-пабу вернули ее к жизни, которая как будто бы уже осталась позади. Сохранялось только слабое чувство наблюдения за собой со стороны, чувство притворства, когда они проходили мимо тату-салонов и книжных лавок, дешевых ресторанов. Мимо в невероятной спешке проносились сирены полиции и пожарных.

– Слышала про Дэйва? – спрашивали они про людей, которых она почти не помнила. «Что там с галеристом, о котором ты говорила?», «Просто поверить не могу, что приходится переезжать, мой домовладелец такой гондон» и прочая.

– Как ты вообще? – спросил наконец Брин тихо, и она только покачала головой и закатила глаза в стиле «лучше не спрашивай», будто из-за дедлайна, тяжелой загрузки, потери счета времени. Он не развивал тему. Они пошли в кино, потом на концерт дабстепа, – потеряв по пути Брина, потом женщину по имени Эллен, – поздний ужин, сплетни и творческая болтовня. Лондон раскрывался.

Чудо на Олд-Комптон-стрит: Сохо этой ночью был просто офигенным. Люди плохо танцевали сальсу, допоздна тусили у книжного магазина «Блэквелл». Кафешки переливались на тротуары, и незнакомец с лишним капучино, отвергнутый какой-то презрительной неслучившейся дамой сердца, пожал плечами и вручил его Мардж, которая чуть ли не закатила глаза из-за театральности мира, но все равно выпила и наслаждалась каждым глотком. С неба наблюдали пустые храмы финансов: черная година пока еще не наступила, и они с пониманием наблюдали своими окнами-глазами, как Мардж резвилась с друзьями и просто жила в Лондоне.

Было близко к полуночи, как будто навечно. Долгий, бесконечный ночной миг она пила с остатками Утомленных среди бумажного мусора, весело кувыркающегося на ветру, и фар машин, маневрирующих по первой зоне, – как будто мир не сгорит со дня на день. Самым что ни на есть ранним утром у Мардж была назначена встреча.

– Ну ладно, буйный цветок, – сказала Диана, когда лист календаря наконец перевернулся. – Было здорово, и чертовски давно не виделись, хватит себя так вести. – Она обняла Мардж и спустилась на станцию «Тоттенхэм-Корт-роуд». – Счастливо, – сказала она. – Доберись домой без происшествий.

– Ага, – сказала Мардж. Обязательно. Когда в последний раз дом был домом? Она взяла такси. Конечно, не на призрачную улицу или улицу-ловушку: сам профессионализм водителя – знания, благодаря которым он водил эту машину, – скрыли бы от него эти адреса. Взамен она назвала ближайшую к ее пункту назначения большую улицу и оттуда дошла до маленькой хибары в Восточном Лондоне.

Ту как будто сляпали из выброшенных стен, древесины, прутьев, краски и обломков кирпичей, на крошечной улице из таких же беспородных зданий, где ее и ждал тот, кого она отыскала благодаря извилистому пути в Сети.

– Вы опоздали, – сказал он. Комнаты внутри дома-дворняжки оказались сухими, приятными и обставленными – более комнатными, чем могла ожидать Мардж. Среди обивки цвета плесени, книг, которые пахли и выглядели как шматы пыли, и картин из оттенков теней стояли компьютер, игровая консоль. Человеку в худи было не меньше пятидесяти. Его левый глаз скрывало то, что она на секунду приняла за какой-то сложный ансамбль из шляпы и очков в стиле «Кибердога»[72], но что оказалось, осознала она, – в эти дни уже даже не вздрогнув и не поморщившись, – металлической накладкой дверного замка, припаянной или пришитой к глазной орбите.

Внешняя сторона накладки была повернута к нему. Все, что он видел, он словно подглядывал через замочную скважину. Все, что он видел, было неприличной тайной.

– Вы опоздали.

– Это вы Батлер, да? – спросила Мардж. – Знаю, но что тут поделать? Пробки сумасшедшие. – Она достала из сумочки деньги – рулончик в резинке. «Если мир не закончится, – подумала, – я тупо разорюсь».

Воздух в комнате волновался, словно из-за помех в ее поле зрения. Казалось, понемногу двигалось все, что не должно двигаться, вроде пепельниц и ламп.

– И вообще, – сказала она, – это вы живете там, куда не может добраться ни один таксист.