Кракен

Море – нейтрально. Море не вмешивается в интриги, не занимает стороны в делах Лондона. Ему не интересно. Кто вообще разберет мотивы моря? И кому взбредет в голову бросать ему вызов? Его не победить. Никто не объявляет войну горам, свету, морю. Оно себе на уме, и просители иногда могут посетить его посольство, но только ради своего блага, не его. Море ничто не заботит: это отправная точка.

То же самое с посольством огня (вечно жарком кафе в Крауч-Энде), посольством земли (заваленный склеп в Гринвиче), посольством стекла, проволоки и других, более вычурных стихий. Те же отчужденность и добродушно-равнодушная мощь. Но в этот раз… в этот раз у моря было мнение. И ему пригодилось Братство Благословленного Потопа.

Они были самостоятельной верой, не подчиненной и не созданной морем. Но море, насколько могли судить лондонцы, принимало поклонение Братства с некоторыми иронией и благосклонностью. Их отношения всегда были неискренними. Теперь Братство служило правдоподобным отрицанием: само море, конечно же, ничего не делало; это Братство Благословленного Потопа искало Билли Хэрроу, а если они приведут его в посольство моря, то при чем тут оно?

Путешествие было торопливым. Шел дождь, от которого Билли в чем-то полегчало, – будто вода хотела защитить Билли.

– Что там с Мардж? – снова спросил Билли.

– Не знаю, – ответил Селлар. – Она приходила со мной встретиться. Думала, это мы забрали кракена. А мы думали, что это вы с Дейном. Так что, когда она сказала, что это не так, я переговорил с морем и…

– Мардж в порядке?

– Нет.

– Ясно, – сказал Билли. – Никто не в порядке. – Он снова взглянул на телефон, но пропущенных вызовов не было. Джейсон не звонил. «Может, он еще не ходил? – подумал Билли и сам себе не поверил: – Может, он скоро свяжется».

Ряд двухквартирных викторианских домиков на северо-западе Лондона. Поезд метро вынырнул из туннелей, прогремел через ночь где-то за кирпичами. Машины двигались медленно. Пешеходов было мало. Дома – трехэтажные и только слегка обветшавшие: кирпичи обветренные, заляпанные, стыки – разъеденные, но все-таки это не трущобы и не развалины. Перед домами лежали маленькие палисадники с парой растений и прилизанными лужайками. Билли видел детские спальни с красивыми зверятами и чудищами на обоях, кухни, гостиные со светом-коконом телевидения. Из одного дома донеслись смех и разговоры. Из его открытых окон исходили дым и музыка. Здание по соседству было тихим и темным.

Подошли ближе – и Билли заметил, что это не так. Шторы были задернуты на всех трех этажах. Возможно, за ними что-то слабо сияло, виднелось едва-едва, словно в глубине комнат носили свечи.

– Ты уже здесь был, Вати? – спросил он.

– Внутри – никогда, – ответила фигурка, которую он нес. – Там не во что войти.

Селлар постучал – сложный код-стаккато. У его лодыжек выстроились пустые бутылки. Селлар приложил ухо к дереву, подождал, потом поманил Билли. Шторы первого этажа были тяжелым кроваво-красным хлопком; на втором – сине-зеленым пейсли; на верхнем – в мультяшный цветочек. Все шторы прижимались к стеклу изнутри.

– Ну, начали, – сказал Селлар.

Селлар написал сообщение, которое Билли не разглядел, свернул и поместил в бутылку. Туго завернул крышку и просунул в почтовую щель двери. Прошло несколько секунд, но всего несколько. Билли вздрогнул, когда щель открылась, бутылка выпала обратно и разбилась о бетонный порог. Лай собак не утихал, как и голоса заигравшихся допоздна детей. Билли поднял бумагу. Поднял куклу, чтобы Вати тоже мог прочитать.

Бумага была сырая. Чернила расползлись в кляксах-ореолах вокруг слов, написанных замысловатым шрифтом с завитушками, заезжающим за строчки.

Тевтис больше не наше создание. Больше не создание. Не от океана. Мы говорили с кракенами внутри нас, чтобы понять, почему все это происходит. Ни они, ни мы не безразличны к тому, что может быть. В аквариуме – не принц-комиссар, избранный ими или нами.

Билли посмотрел на Вати:

– Ну? Ты что-то понял?

– Кажется… – сказал Вати. – Море говорит, что это просто кракен.

– Просто?

– Ну, типа, не особенный кракен. Кажется. И… в смысле, но… он больше, кажется, не их.

– Дейн думал, что в нем есть что-то особенное, потому его и забрали. Что он заложник.

Жертва беспрецедентных кракенских междоусобиц. Полководцы на войне, битвы со скоростью дрейфа материков. Век на то, чтобы каждая конечность длиной с провинцию оплела вражеские; укус, вырезающий куски плоти размером с город, впивается в течение нескольких человеческих династий. Даже мимолетно величественные стычки их криля, архитевтисов, были лишь пасквилями на раздоры родителей.

– Должно же в нем что-то быть, – сказал Билли. – В мире хватает и других гигантских кальмаров. Почему этот? Почему этот что-то значит? Что у него за… родословная? Откуда он?