Он слишком устал, чтобы сейчас размышлять об этом. К тому же от мыслей о вулкане отвлекла Оливия. Она была во дворе и суетилась возле костра, готовя ужин. Михаил некоторое время наблюдал за ней украдкой, любуясь ее красотой, движениями и просто радуясь мысли, что, несмотря ни на что, в этом потерянном мире они нашли друг друга, наполняя жизнь смыслом. Ему вдруг представилось, что вокруг Оливии сейчас бегает пара детишек. Мальчик и девочка. И что это их дети. Но… Когда-то они боялись заводить детей. В первые годы после взрыва и в Приморском, и в Вилючинске иногда рождались дети с уродствами, порой несовместимыми с жизнью. Но, даже если и родится нормальный, здоровый ребенок, то в каком мире он будет расти и какое будущее его ждет? Однако многие годы спустя мысль о ребенке и несокрушимый инстинкт продолжить свой род все же взял свое. Михаил и Оливия сошлись на мнении, что будущее возможно. Более того, для того, чтобы это будущее действительно было возможным, должны рождаться дети. И они должны воспитываться людьми. И они будут созидать это будущее для себя и уже своих потомков. Михаил и Оливия решили дать жизни шанс, но… Это ведь не в возрасте дело. Им еще далеко нет пятидесяти. К тому же решение было принято еще до того, как им исполнилось по сорок лет. Возможно, тот самый взрыв что-то сделал с ними. Лишил возможности иметь потомство.
Крашенинникову стало совсем грустно. Он неторопливо направился во двор и прислонил велосипед к машине, которую уже много лет старательно восстанавливал.
– Миша! – Собески улыбнулась. – Ну, наконец-то! Я уже беспокоиться начала!
– Не о чем беспокоиться, милая. Все хорошо, – устало кивнул он, ответив своей улыбкой. – Не о чем беспокоиться.
Оливия подошла к нему и тут же шмыгнула носом:
– Боже, Майкл, ты такой грязный. И от тебя так рыбой несет… Почему от тебя пахнет рыбой?
– Поверь, Оля, я сам толком не знаю этого, – усмехнулся Крашенинников и почесал взъерошенную голову. – Я, пожалуй, пойду искупаюсь в Аваче. Заодно и одежду эту постираю.
– Только давай не долго. Ужин почти готов.
– Хорошо. А где Антонио?
– Он наверху. Как обычно. Опять возится со своей трубой.
Михаил нахмурился:
– Мы же договорились, что теперь находимся на улице или на первом этаже.
– Внизу не такой хороший вид на противоположную сторону бухты, – послышался голос из окна третьего этажа.
– Антон, черт тебя дери, ну мы же договорились!
– Не ругайся, папочка. Я скоро спущусь, – язвительно ответил Квалья.
Крашенинников покачал головой и направился внутрь. Взял чистую одежду, пару брикетов глины, которая играла роль мыла, и направился в сторону бухты.
От казармы до берега было чуть больше полутора сотен метров. Он пересек дорогу, спустился по небольшому склону и вышел на пляж. Вода в Авачинской бухте летом была достаточно теплой, чтоб можно было позволить себе регулярные купания. Раздевшись, он бросился в воду, тут же ощутив, как ленивые волны сбивают с него не только неприятный запах и грязь, но и уносят в сторону проблемы и мрачные мысли.
Уже начали сгущаться сумерки, и Оливия снова почувствовала беспокойство. Не слишком ли долго Михаил купается?
– Оля, ты не могла бы подняться? – раздался голос Антонио с верхнего этажа казармы.
– Что случилось? – испуганно отозвалась Собески. – Ты видишь Мишу?
Подзорная труба в окне чуть качнулась. Затем снова послышался голос Антонио:
– Он на берегу. С ним все в порядке. Я тебя по другому поводу зову.
– А что он делает?
Квалья вздохнул:
– Оля, он стирает одежду. Прости, но я не желаю за ним подглядывать. Он совершенно голый. Ты можешь подняться? Мне надо, чтоб ты кое на что взглянула.
– Сейчас…
Она нехотя вошла в дом и, поднимаясь по лестнице, опасливо поглядывала на потолки и стены, особенно заостряя внимание на местах, где после землетрясения отвалились свежие куски штукатурки.
Квалья ждал ее, глядя в подзорную трубу.
– Что ты хотел мне показать, Тони?
Антонио оторвался от прибора и придвинул второй стул.
– Взгляни. Это то, что ты видела вчера, или нет?
Оливия прильнула к окуляру, и перед ее взором снова предстал противоположный берег. Остатки света еще позволяли разглядеть нагромождения мачт и надстроек, затонувших в Петропавловском порту кораблей, тянущихся вдоль берега. На пологих склонах сопок, бывших некогда основанием города Петропавловск-Камчатский, чернели жуткие руины, напоминая о том, куда именно пришлась основная сила термоядерного удара. И среди этих руин снова блуждал крохотный призрачный огонек.
– Да, – тихо, сказала Оливия. – Это похоже на то, что я видела вчера.
Она вдруг напряглась, внимательно прислушиваясь к окружающему миру. Казалось, вновь завоют собаки и вспорхнут с деревьев все птицы. Именно это случилось после того, как она обнаружила накануне странную светящуюся точку. А потом земля начала сотрясаться. Но собаки не выли. И птицы вокруг не выказывали всеобщего беспокойства перед грядущей стихией. Однако страх не покидал рассудок. Слишком велика была сила, таившаяся под ногами людей, живущих на камчатской земле.