– Мероприятия по? – зло выкрикнул Цой, тряхнув странный секретный листок. – Ну что за срань такая?! На самом интересном месте!
Дождь разыгрался не на шутку, и Михаил совершенно промок. Но он продолжал свою работу, и после долгих отстукиваний молотком один болт все же поддался натиску гаечного ключа. Но до полного демонтажа так нужного ему карданного вала еще далеко. Поэтому придется и дальше поработать молотком, хотя рука уже порядком устала, да и в ушах стоял неприятный звон. Однако без этой детали машина, которую он собирал много лет, так и не сдвинется с места, и придется решить эту непростую задачу. Он наживил гаечный ключ на шляпку следующего болта, чтоб случайно не сбить молотком грани, и снова начал колотить.
Его заставил прервать работу удар по ноге, от которого Михаил вздрогнул и едва не уронил молоток себе на голову. Он быстро вылез из-под машины и увидел двух вооруженных людей. Лица их заставили Крашенинникова поежиться и вспомнить о первых годах после взрыва, когда на многих новорожденных сказывались его последствия. Похоже, что и эти двое родились в первый или второй год новой эры. Ведь по их внешности вообще трудно было сказать, молоды они или нет. Лица невероятно худы и вытянуты, с впалыми щеками, оспинами и морщинами. У одного так называемая заячья губа, и это не шрам. Он родился таким. У второго расстояние между глазами было невероятно велико, и казалось, они смотрят в разные стороны. Черные плащи с большими, натянутыми на голову капюшонами дополняли их внешность совершенно инфернальными деталями, от чего стало не по себе. Но еще больше пугало то, что у обоих в руках имелись винтовки.
Михаил не мог себе позволить как-то предвзято относиться к людям, чьи матери подверглись опасным излучениям термоядерного взрыва и это сказалось на их внешности. Но он не мог не думать о том, насколько пагубным это воздействие сказалось на адекватности или неадекватности мышления этих детей апокалипсиса, когда видел, что им доверили оружие. В конце концов, они могли вырасти с ненавистью к тем, кто не изуродован чудовищной катастрофой так, как они. И они могли выместить свою ненависть на нем, человеке, которому всю его молодость улыбались женщины и который не растерял своего обаяния и сейчас.
– Ты кто такой?! – брызнул слюной зайчегубый. – Чего здесь делаешь?
– Машину разбираю, – пожал плечами Михаил.
– Кто разрешил?
– Цой.
– Кто-кто?!
– Александр Цой. Только не говорите, что не знаете этого имени.
– Ты из приморских, что ли?
– Да, в смысле, нет. Я из казарм.
– Чего? – поморщился второй. – Откуда?
– В чем здесь дело?! – послышался голос, и на поляне появился всадник. Его лицо Михаил узнал. Это курьер, который почти каждый день курсировал между Приморским и Вилючинском, сводя с ума визгом баяна и непотребными частушками. Но в этот раз у него не было ни баяна, ни другой отличительной и примечательной вещи – соломенного сомбреро. Он был в брезентовой плащ-накидке с капюшоном, какими пользуются рыбаки и охотники.
– Рубаха, этот чел машину разбирает! – доложил первый.
– Эта машина здесь черт знает сколько лет уже гниет и до сих пор на хрен никому не нужна была. Что с того, что он ее разбирает?
– Так по закону это собственность общины, слышь!
– Ему Санька Цой добро дал, – ответил всадник.
– Так это… Мы знать не знаем, что ему Цой разрешил. Откуда нам знать, что ему Цой разрешил?
– То есть, по-вашему, сам Александр Цой должен был явиться к вам домой и лично каждого из вас оповестить? – усмехнулся всадник. – Хорошо. Я как раз сейчас иду в Сельдевую[27]. Я ему передам, и он обязательно вас навестит и все вам объяснит.
– Да ты чего, Рубаха! – запротестовал второй. – Мы ведь не сомневаемся! Мы же не в курсах были! А тут этот… И рожа у него незнакомая! Типа, расхититель народного добра и все такое!
– Вы слышали о банде Скрипача? – зловещим голосом спросил всадник. – Пока с ними не было покончено, они съели восемь человек в Вилючинске.
– Слышали, конечно. Кто ж о них не слыхал.
– Ну, так вот, – продолжил Рубаха. – Эта машина принадлежала Скрипачу. Именно на этом самом месте Александр Цой лично напал на него. Прыгнул с коня прямо вон в то окно. Он тогда чуть стройнее был, времена еще голодные были. Короче, он влетел в то окно как пуля. Они дрались в машине час. И потом он отпилил Скрипачу башку смычком.
– Чем-чем?
Всадник поднял руки и сделал несколько жестов, будто играл на скрипке:
– Скрипичным смычком.
– Брешешь небось?
– Я сам видел. Я был здесь в тот самый момент.
– Да тебе сколько годков-то было тогда, Рубаха, а?