Край земли. Затерянный рай

– Там же люди, – выдохнул Михаил и медленно водил трубой, разглядывая склон. Взгляд поднимался выше и выше… – Что за…

Крашенинников вдруг отшатнулся от зрительной трубы. Он резко побледнел и широко раскрытыми глазами смотрел на своих спутников.

– Боже, что там такое? – изумилась такой реакции Михаила Оливия и посмотрела в трубу. Через несколько мгновений и она отошла от трубы, но выглядела совершенно иначе, нежели Крашенинников. Буквально как полная противоположность. На лице ее засиял румянец и широкая улыбка. А глаза блестели радостью.

Квалья хмуро посмотрел на Михаила и Оливию и хмыкнул, констатируя такую разность в реакции таких близких людей:

– Хм… Вот это уже совсем странно.

Теперь и Антонио прильнул к окуляру. Он увидел дым костров, сохнущее на солнце белье, даже несколько снующих людей. Но взгляд уцепился за кое-что другое. Небольшой дом чуть в стороне от основной массы уцелевших строений. А на нем развевался флаг. Красные полосы чередовались белыми. Большая часть верхнего угла у древка представляла собой синий прямоугольник с ровными рядами белых звезд. Над неизвестным доселе поселением выживших людей развевался изрядно потрепанный временем, видавший виды государственный флаг Соединенных Штатов Америки.

* * *

Волны Тихого океана в этот день были не столь беспокойны. Над миром ярко светило солнце и почти не было ветра. На поверхности океана медленно покачивалось бревно. Рядом еще одно. Течение унесло их далеко от тех мест, где эти бревна когда-то являлись растущими на берегах деревьями, пока на них не обрушилось цунами. Помимо бревен, веток и кустарников то и дело на волнах отбрасывали блики пластиковые бутылки, буйки от рыболовных сетей, даже надутая камера от большого колеса. Где-то на тех берегах была жизнь, и кто-то пользовался этим колесом, купаясь в тихой гавани. Все это теперь было далеко от Авачинской бухты. Берегов земли отсюда вообще не видно. Но течение, день за днем выносящее скопившийся в бухте после цунами мусор, уносило его в открытый океан, рисуя дорожку на водной глади. Две чайки, сидевшие на одном из бревен, повернули головы. Огромная тень упала на них. Огромная тень от огромного корабля, над которым клубилось источаемое трубой огромное облако черного дыма. В этой черной тени, на самом носу корабля, можно было разглядеть и крохотные человеческие силуэты. Бревна, обломки деревьев и даже старый пластик едва ли могли заинтересовать тех, кто разглядывал мусор с палубы. Но вот большая надутая камера от автомобильного колеса… За долгие годы после исчезновения цивилизации любое колесо сдулось бы. Но эта камера… Нет никаких сомнений, что кто-то наполнил ее воздухом совсем недавно. А значит, там, откуда течение несло весь этот мусор, кипела жизнь.

Огромное облако черного дыма нависло над взбудораженной кораблем водой. Мрачная тень скользила по тому, что цунами смыло с берегов Авачинской бухты. Тень спешила туда, где, судя по всему, кипела человеческая жизнь. И в этой огромной тени можно было разглядеть не только силуэты, похожие на людей, но и очертания реющего над кораблем флага. Очень странного флага…

Глава 19 Протокол «О»

– Может, ты оставишь уже эту навязчивую идею? Что ты заладил, что он опасен? – Вишневский устало взглянул на Жарова.

– Потому что опасен, – ответил Андрей.

– Он опасен, потому что сказал правду?

– Да иди ты к черту! Правду он, видите ли, сказал! Этот Сапрыкин такой правдивый, что просто некуда деваться!

– Слушай, у него были основания не рассказывать про тот секретный документ. Либо у него просто не было оснований рассказывать. Угомонись уже!

Александр Цой смотрел в текст, сжимая кончиками пальцев виски. Все события последних дней едва укладывались в голове, и еще трудней было уместить их в эти строки. Но вести летопись жизненно важно. Причем вести ее точно и желательно непредвзято, чтобы в будущем какие-нибудь паразиты не вздумали переписывать историю, переиначивать те или иные события и жонглировать фактами. Но где истина в изгнании вулканологов под страхом смерти? Верное это было решение или чрезмерно жесткое? Какая оценка данного события будет непредвзятой? И стоит ли вносить в летопись, что Жаров вдруг стал одержимым вендеттой в отношении Сапрыкина? И если не писать об этом и вообще какие-нибудь не очень удобные вещи не вписывать в летопись, что какой в ней смысл и не будут ли те или иные описания событий лишены важного контекста?

– Да заткнитесь вы уже! – заорал он, не выдержав этой перепалки, так некстати «скрашивающей» его непростые размышления. – Надоели, сил уже нет! Вам заняться нечем?! Работы по самые уши, а они тут хрен знает чем занимаются!

– А сам?! – крикнул в ответ Жаров.

– Я пытаюсь вести эту чертову летопись! Моя же смена, не так ли?! Проваливайте отсюда!

Вишневский не стал спорить и вышел первым. Ему, похоже, и без требований Цоя это хотелось сделать ранее. Жаров некоторое время зло смотрел на Александра, желая что-то сказать, но, проворчав нечто неразборчивое, вышел следом за Никитой.

– А ты чего ждешь?! – рявкнул Цой на Горина.