Край земли у моря

— То-то ты с ним общаешься едва ли минут пять в день! А он маленький... и смешной... и у него твои глаза, и он уже вставать пытается. — Карен неожиданно на мгновение улыбнулась прежней светлой улыбкой, но тут же на лице ее снова не осталось ничего, кроме горечи. — Тебе до него и дела нет и до меня тоже. Я на прошлой неделе права получила — так радовалась, шампанское купила, чтобы отметить. А ты даже не вспомнил, даже не спросил... — вздохнула и добавила: — Я почти уверена, что ты и про смерть Томми мне тоже просто... забыл сказать.

Это было настолько жестоко и несправедливо, что он подскочил, схватил ее за плечи и встряхнул несколько раз, повторяя:

— Неправда! Не смей так говорить! Неправда!

Карен не отвечала, не отбивалась — безвольно висела в его руках, словно большая кукла. Когда Дел на секунду притормозил, она глухо произнесла только одну фразу, остудившую его лучше ведра холодной воды:

— Я не буду отбиваться — все равно ты сильнее.

Руки его сами разжались, и она рухнула обратно на диван. Стоя посреди комнаты, Дел несколько мгновений молчал, прежде чем заговорить, глядя на нее сверху вниз:

— Я не могу... не хочу просить тебя поверить мне. Человеку либо верят, либо нет, и просьбы тут бесполезны. Я не могу просить тебя не уезжать — если ты не хочешь больше... быть со мной — я не имею права тебя удерживать. Но я прошу... очень прошу — Карен, пожалуйста, подожди до двадцать третьего, еще десять дней. Когда все закончится, и не будет больше надо мной... над нами висеть эта угроза — мы снова поговорим. После этого, если ты не изменишь своего решения, то сможешь уехать.

Он лгал — и знал, что лжет. Ни через десять дней, ни через год — никогда он не смог бы ее отпустить. Она была его — его женщиной, его женой, его жизнью. Но эти десять дней давали ему шанс, что она придет в себя, поймет, поверит — или, что он за это время, сумеет найти какие-то нужные слова, которые заставят ее поверить.

Казалось, прошла вечность, прежде чем губы Карен шевельнулись, и она медленно сказала:

— Хорошо, я подожду десять дней.

Что убедило ее? Может быть, его глаза — потемневшие, дикие, так контрастирующие с внешне спокойным голосом? А может, нотка отчаяния, все-таки промелькнувшая в этом голосе? В следующую секунду Карен уже пожалела о том, что согласилась — и потому добавила:

— Я буду спать в детской.

Лицо Дела исказилось в болезненной гримасе.

— Да спи ты где хочешь, хоть на чердаке! Поговорим через десять дней — а пока, ты права, мне нет ни до чего дела, кроме одного — этого проклятого взрыва. И сейчас я, наконец, пойду на работу и буду общаться с этой сукой, и сидеть, и думать, что еще можно сделать, и трястись от страха, что что-то упустил. Потому что здесь двести человек в поселке, и еще сотни — на заводе, и если предупреждение ЦРУ хоть на один процент верно, то я обязан, понимаешь, обязан сделать все, чтобы уберечь их. И я страшно боюсь, что Хэтти Паркер, которая, кстати, тоже была из ЦРУ, убили именно потому, что она что-то обнаружила — а вовсе не хулиганы... — Внезапно он замолчал на несколько секунд, сжав челюсти так, что на щеках заиграли желваки, и закончил: — Ладно, ни к чему это все — ты же все равно мне не веришь. В общем, мы договорились... — и вышел из комнаты.

Карен все еще стояла, глядя ему вслед, в каком-то оцепенении, когда он вернулся и протянул ей конверт.

— Возьми. Это Томми просил тебе передать. — И, встретив взгляд вопросительно вскинутых глаз, подтвердил: — Да, я знал заранее. Но он просил меня не говорить тебе, пока... пока это не случится.

Лишь когда его шаги затихли вдали, ноги Карен подогнулись, и она, сидя на полу и уткнувшись лицом в диван, заплакала навзрыд, сжимая в руке конверт.

Дел знал, что говорил не так и не то. Всю дорогу до работы он думал, что и как надо было сказать, чтобы она поверила — и сейчас, в мыслях, был куда красноречивее и убедительнее, чем в разговоре.

К прибытию на работу его настроение упало еще на несколько градусов. В приемной торчал Линк — это было единственным, что заставило Дела отложить на потом нелицеприятную беседу с Кэти. Даже не взглянув на нее, он махнул Линку:

— Заходи! — и прошел в кабинет.

— Ну, что у тебя?

— Обычная текучка. Я с утра приходил — заперто было. Случилось что-то?

Дел вздохнул.

— А ты что, не в курсе? По-моему, все уже знают — кроме грудных младенцев.

Линк кивнул в сторону двери.

— Про эту, что ли? — и бесхитростно признался: — Я еще со вчера знаю.

— Вот-вот. А я только сегодня узнал — наверное, самым последним.

Ему не хотелось говорить об этом, в том числе и с Линком, но он прекрасно понимал, что говорить придется, и не раз. Карен предстояло жить в этом поселке, ходить по улицам, общаться с людьми — и он не мог допустить, чтобы за ней закрепилась репутация несчастной обманутой жены. Поэтому как можно больше людей должны были знать правду — как ни противно впускать кого-то в подробности своей личной жизни.

— Кофе хочешь? — спросил он, вставая и направляясь к кофеварке. Просить кофе у Кэти ему не хотелось, чтобы лишний раз не видеть ее.