Край навылет

Несколько лет назад, на исходе одного унылого зимнего дня, когда Марка возвращалась домой с Пионерского рынка на Колумбе, ее походя толкнул безликий япп, бросив «Извините», что с нью-йоркского переводится как «Отвали нахуй у меня с дороги», и это наконец оказалось последней каплей. Марка выронила пакеты в мерзкую уличную жижу, хорошенько пнула их и заорала во весь голос:

– Я ненавижу эту жалкую выгребную яму, а не город! – Никто, похоже, не обратил внимания, хотя сами пакеты и их раскатившееся содержимое исчезли за считаные секунды. Единственная реакция последовала от прохожего, который сбавил шаг и заметил:

– И вам не нравится, так почему ж не живете где-нибудь в другом месте?

– Интересный вопрос, – вспоминает она теперь с Максин, – хотя сколько мне на самом деле требовалось об этом думать? Потому что Талит здесь, вот почему, тут все начинается, тут и заканчивается, ничего нового.

– С двумя мальчишками, – кивает Максин, – все иначе, но иногда я сажусь пофантазировать, каково было б, типа, с девочкой.

– И? родите, вы же сами еще ребенок.

– Ага, беда в том, что дети – и Хорст, и все, с кем я дейтилась после.

– Ох, вы б моего экса видели. Сидни. Подростки не в себе заявлялись с паломничествами со всей страны, лишь бы запаровозиться от него и выверить калибровку.

– Он по-прежнему…

– Жив-здоров. Если и отчалит когда, для него будет такой неприятный сюрприз.

– Вы общаетесь?

– Больше, чем мне бы хотелось, он живет на Кэнарсийской линии с какой-то 12-леткой по имени Блестка.

– А с Талит ему удается видеться?

– Мне кажется, там какой-то судебный запрет уже пару лет как действует, когда Сид стал ошиваться на улице у них под окном с тенор-саксофонистом и играть тот старый рок-н-ролл, что ей раньше нравился, поэтому Мроз, само собой, довольно быстро положил этому кибош.

– Стараешься не думать ни о ком плохо, но этот субъект Мроз в самом деле…

– Она не против. Никогда же не хочешь, чтобы дети повторяли твои ошибки. Поэтому оно как – Талит идет по моим стопам и выходит замуж за не того перспективного предпринимателя. Худшее, что можно сказать о Сиде, – он не справлялся со стрессом постоянной жизни со мной. Мроз же стрессу рад, чем больше его, тем лучше, поэтому Талит, само собой, мое извращенное дитя, из трусов выпрыгивает, чтобы стресс у него не вызывать. А он делает вид, что ему нравится. Он зло.

– Так, – осторожно, – если не трогать должность в «хэшеварзах» и все прочее, насколько она, по-вашему, в доле?

– Чего? Секретов компании? Она не из свистунов, если вы на это надеетесь.

– Недостаточно недовольна, хотите сказать.

– Да хоть заходись она от ярости 24-на-7, какая разница? В их добрачном контракте накатано больше, чем на метро. Она, блядь, собственность Мроза.

– Я там пробыла от силы час, но у меня такое чувство. Типа умысла, которым она, возможно, и не делится с вундеркиндом.

– Например, чем? – Проблеск надежды. – Кем-то.

– Мы разговаривали только о мошенничестве… но… считаете, в кадре может быть и мол-чел?

– Некоторые главы истории на это намекают. Сказать вам откровенно, материнское сердце это бы не разбило.

– Жаль, что у меня нет для вас новостей получше.

– Поэтому я и дальше буду брать, что смогу, моего внука Кеннеди, у меня Офелия подкуплена, нянька его, время от времени дает нам с ним минутку-другую наедине. Хотя бы приглядывать за ним получается, следить, чтоб не сильно его переебали. – Смотрит на часы. – У вас еще минута есть?

Они следуют на перекресток 78-й и Бродуэя.

– Пожалуйста, никому не говорите.

– Мы ждем вашего дилера, чего?

– Кеннеди. Талит и офицер гестапо, за которого она вышла, отправили его в Коллиджиэт. Куда ж, блядь, еще. Хотят, чтобы он без стыков запрограммировался в Харвард, юрфак, Уолл-стрит, обычный Манхэттенский марш смерти. Что ж. Только б бабуля не подсуропила.

– Могу спорить, он от вас без ума. Считается, это вторая по крепости связь между людьми, из всех, какие бывают.

– Еще б, птушто вы оба ненавидите одних и тех же людей.

– Ууу.

– Ладно, может, преувеличиваю, я Талит, конечно, терпеть не могу, но, случается, и люблю тоже.

Дальше по кварталу, перед политехникумом для правящего класса, зароились маленькие мальчики в рубашках и галстучках. Максин тут же засекает Кеннеди, для этого не нужно быть ясновидящей. Кудрявый блондин, подмастерье сердцееда, он изящно сдает задним ходом от кучки мальчишек, машет, поворачивается и опрометью кидается на другой конец квартала прямо в объятья Марки.

– Привет, пацан. Тяжкий день?

– Они сводят меня с ума, бабуля.

– Ну еще бы, уже почти конец семестра, они просто еще парочку поздних вбросов делают.

– Кто-то вон вам машет, – грит Максин.

– Черт, это уже Офелия? Должно быть, машина раньше пришла. Ну, дружище, это было кратко, но значимо. А, и еще вот, чуть не забыла. – Вручая ему две или три карточки с покемонами.

– Генгар! Японский Псиутк!

– Этих, как мне сообщали, можно добыть из машин лишь в некоторых игровых залах Токио. У меня там, может, свой человек, так что не отключайся.