А лишь полуожидала она все равно того кадра, где Редж заходит не в ту дверь, и мы видим молодых людей арабского происхождения, вместе напряженно монтирующих на плату нечто электронное.
– Вы знаете, что это, Игорь?
– Виркатор, – информирует ее он. – Осциллятор с виртуальным катодом.
– Зачем он? Это оружие? Он взрывает?
– Электромагнитно, невидимо. Дает большой толчок энергии, когда хочешь вывести из строя чью-то электронику. Жжет компьютеры, жжет линии радиосвязи, жжет телевидение, все, что в зоне действия.
– Жарить полезнее. Слушайте, – она решает рискнуть, – вы таким когда-нибудь пользовались, Игорь? В поле?
– После меня появились. С тех пор что-то, может, купил. Что-то продал.
– На них есть рынок?
– Прямо сейчас очень горячая область военных закупок. Многие силы по всему миру уже размещают у себя виркаторы ближнего действия, исследования финансируются по-крупному.
– Вот эти ребята в кадре – Редж говорил, ему показалось, что они арабы.
– Ничего удивительного, большинство техстатей об импульсном оружии – на арабском. А если нужны реально опасные полевые испытания, конечно, смотреть нужно в Россию.
– Русские виркаторы, о них что, хорошего мнения?
– А что? Вам такой нужен? Поговорите с
– Просто интересно, почему, если этих парней так хорошо финансируют, как думают про арабов, они строят собственный.
– Я просмотрел все покадрово, и они не конструируют устройство с нуля, они модифицируют уже готовое железо, вероятно – эстонскую подделку, которую где-то купили?
Значит, возможно, тут у нас лишь кипучая деятельность без конечного продукта, нёрды в комнате, но предположим – еще одна причина беспокойства. Станет ли кто-то действительно пытаться дать на весь город электромагнитный импульс посреди Нью-Йорка, или О.К., или же этот приборчик с экрана предназначен к перевалке куда-то еще в мире? И какова тогда здесь может быть доля Мроза?
На диске больше ничего нет. Все остаются один на один с вопросом покрупней, а он сейчас задерет хобот и примется реветь.
– Ладно, Игорь. Скажите мне. По-вашему, возможна какая-то связь с…
– Ах, боже мой, Макси, надеюсь, что нет. – Начисляя себе еще одну дозу джёрзийской водки.
– Тогда что?
– Об этом я подумаю. Вы об этом подумаете. Может, нам не понравится то, к чему мы придем.
Однажды вечером, без всякого жужжанья интеркома, в дверь робко стучат. В широкоугольный глазок Максин наблюдает дрожащую юную личность с хрупкой головой, щеголяющей стрижкой ежиком.
– Здрасьте, Макси.
– Дрисколл. Прическа у тебя. Что стало с Дженнифер Энистон? – Рассчитывая еще на одну историю 11 сентября про ветреную юность, обретенную серьезность. А тут:
– Уход потребовал больше, чем я могла позволить. Прикинула, что парик Рейчел всего $29.95, а от настоящего неотличимо. Вот, я вам покажу. – Она стряхивает рюкзак, а он, замечает Максин, теперь и впрямь достигает габаритов под стать гималайской экспедиции, роется в нем, отыскивает парик, надевает, снимает. Пару раз.
– Давай угадаю, зачем ты здесь. – По всему району так. Беженцы, которым не дают войти в квартиры в Нижнем Манхэттене, будь то фу-ты-ну-ты или скромные, теперь возникают под дверями друзей севернее, в сопровождении жен, детей, иногда приходящих нянек, шоферов, а также кухарок, после изнурительных изысканий и анализа затрат-выгод придя к заключению, что это будет для них и их свиты наилучшим наличествующим прибежищем.
– На следующей неделе кто знает, да? Пока будем жить понедельно.
– Поденно лучше. – Народ Брехнего Уэст-Сайда по доброте душевной принимает этих жертв недвижимости, какой у них есть выбор, и крепкие дружбы иногда крепчают, а иногда рушатся навеки…
– Не вопрос, – вот что говорит теперь Максин Дрисколл, – можешь занять свободную комнату, которой случилось оказаться незанятой, ибо Хорст вскоре после 11 сентября сменил место своей ночевки на комнату Максин, к ничьему вящему неудобству и вообще-то, если б она с кем-нибудь в этот вопрос углубилась, удивлению лишь очень немногих. С другой стороны, кого это касается? Ей самой по-прежнему крайне трудно свыкнуться с мыслью, до чего она по нему скучала. Как насчет того, что называется «брачными отношениями», происходит ли тут какая-то ебля? А то ж, но вам какое дело? Музыкальная дорожка? Фрэнк Синатра, если вам уж так угодно знать. Самый трогательный си-бемоль во всей салонной музыке имеет место в песне Кана-и-Стайна «Раз за разом», начиная фразу «по вечерам, когда окончен день», и нигде не действеннее, чем когда Синатра тянется к нему на виниле, который случайно оказывается в домашней фонотеке. В такие мгновенья Хорст беспомощен, а Максин давным-давно уже научилась ловить момент. Предоставляя Хорсту думать, что это была его мысль, разумеется.