Край, куда не дойдёшь, не доедешь

Забравшись в свой чулан, он первым делом снял мокрые штаны и надел другие, которые от щедрот пожаловал ему кок. Потом растянулся на полу и уснул. Матрос в это утро разбудил его довольно поздно и послал мыть палубу.

— А когда отплываем? — спросил Гаспар.

— Мы уже не отплываем, юноша, — ответил матрос.

— Почему?

— Большой шорох был нынче ночью.

Ничего больше от матроса добиться не удалось. Весь этот день и следующий Гаспар работал

в мучительной тревоге. Он по-прежнему стряпал для двух матросов, помимо этого, его заставляли без конца что-то мыть, чистить и драить. Кок на яхте не показывался. На третий день после обеда явился Обираль. Гаспар в это время, не жалея сил, начищал медные дощечки на лестнице. Секретарь г-на Драпера был явно под хмельком.

— Ну-с, юноша, — крикнул он Гаспару, — как вам путешествие на яхте? Восхитительно, не правда ли? Надо встать, милостивый государь, когда к вам обращаются.

Гаспар выпрямился и подошел к Обиралю.

— Бросьте-ка ваши тряпки и послушайте, коли вам оказывают такую честь — говорить с вами, — продолжал Обираль. — Ну-с, юноша, вот к чему приводят фантазии. Родная дочь г-на Драпера пыталась убежать из дома, и теперь она умирает.

— Она не умрет! — выкрикнул Гаспар, не в силах совладать с накатившей яростью.

— Да, умирает, — повторил Обираль. — Она бредит. Говорит про какой-то дальний край — ясное дело, плод ее воображения, — про березы и пальмы. Ах, да! Еще она говорит, что убежит туда вместе с неким Гаспаром Фонтарелем. Гаспар Фон-тарель — это ты!

— Это я , — твердо сказал Гаспар.

— Откуда она узнала твое имя? От повара, что-ли? Как бы то ни было, она умоляет разрешить ей с тобой повидаться. Ей, видите ли, жалко мальчика, которого держат взаперти, — так она сказала. Да будь моя воля, тебя бы просто вышвырнули за борт, ублюдок!

— Она не умрет, — (Отчетливо произнес Гаспар, — она непременно увидит свой край. И можете выбросить меня за борт, если хотите.

Обираль залепил Гаспару такую оплеуху, что мальчик едва удержался на ногах.

— Ладно, молокосос! — рявкнул он. — Покуда тебя запрут в трюме. А потом господин Драпер решит, что с тобой делать.

Он окликнул матроса, и тот поволок Гаспара к трюму, но как будто нехотя. У самой лестницы Гаспар вдруг стал упираться. Он повернулся к Оби-ралю и крикнул ему:

— Посмотрим, осмелитесь ли вы передать мои слова Элен!

— Элен? Ты, щенок, смеешь говорить об Элен?

Обираль ринулся на Гаспара, обрушил на него град затрещин, потом сбил с ног и принялся наносить удары башмаком по лицу, да так, что даже матрос не выдержал:

— Довольно!

— Довольно? Этого еще мало для таких шельмецов, которые хотят на чужом горбу въехать в рай.

Обираль походил на старого толстого сверчка, с той лишь разницей, что сверчки добродушны. Кровь залила лицо Гаспара, он уже не в состоянии был подняться, но продолжал говорить разбитыми губами:

— Посмотрим, осмелитесь ли вы сказать Элен, что она увидит свой край. Никогда у вас язык не повернется сказать ей такое. Потому что вы боитесь, что это случится. Передайте же ей, если вы не трус: Гаспар Фонтарель поклялся, что Элен увидит свой край.

С Жака Обираля вдруг разом слетел весь хмель. Плачевный вид распростертого на полу мальчика, едва скрытая угроза во взгляде и позе матроса, слова Гаспара — все это, вместе взятое, отрезвило его. Ярость Обираля улеглась так же внезапно, как вспыхнула. Разумеется, он не признал свою неправоту, но попытался сохранить лицо. Голос его стал ледяным.

— Ладно, я его проучил, и будет с него пока. Умойте этого юношу, — бросил он матросу. — Что до вас, молодой человек, я доставлю вам удовольствие и передам ваши слова Элен: я хочу остаться человеком чести до конца, а конец наступит, когда одна юная особа очень дорого заплатит за свою фантазию. Веревка, знаете ли, может лопнуть в любой момент — и...

Обираль засмеялся. Матрос помог Гаспару встать. Он отвел мальчика на камбуз, умыл его, не жалея воды, и дал выпить глоток рому.

— Сегодня вечером пойдешь со мной в носовую каюту, — сказал он. Я тебе расскажу про эти края.

Обираль на яхте не задержался: очевидно, он приезжал просто проверить, все ли в порядке, или что-то взять. Почти сразу же он сел в шлюпку и отправился в город. Весь остаток дня Гаспар провел, лежа в шезлонге на палубе. Матрос, который присутствовал при разыгравшейся сцене, и его товарищ взяли на себя смелость дать мальчику отдых. С восхищением и бесконечной грустью смотрел Гаспар на порт, на город и особенно на пляж и далекий дом, где, быть может, умирала сейчас Элен. Все застыло вокруг, словно угнетенное палящими лучами солнца. Глубокая синева вод тоже была неподвижна.

Вечером Гаспар поужинал вместе с матросами. Они говорили на странном наречии, мешая фламандские и французские слова.

— Трудиться надо, много трудиться, — говорил один.

— Я и хочу трудиться, — отвечал Гаспар.

— Много диковинок есть на свете, — добавлял другой, — надо только не терять надежды, и ты увидишь их.

— На то воля Всевышнего, — подхватывал первый.