На следующий вечер, когда стемнело, мальчики сели в плоскодонку и заработали веслами, направляясь к яхте. Никлас не сказал ни слова. Он голько спустил с катера большею шлюпку и на почтительном расстоянии последовал за утлым суденышком. В темноте он видел свет фонаря, который мальчики взяли с собой. Он-то думал, что они просто покружат вокруг яхты в надежде заговорить с юным Драпером, если тому вздумается выглянуть в иллюминатор. Вряд ли из этой затеи могло что-нибудь выйти. Никлас лишь хотел быть поблизости — на тот случай, если байдарка пойдет ко дну, что представлялось ему вполне вероятным. Он не учел одного — способности Гаспара попадать в самые немыслимые переделки.
Мальчики благополучно доплыли до яхты. Фонарь погасили. Жером дрожал всем телом, но как мог скрывал свой страх. Людовик стискивал зубы, силясь совладать с закипавшим в нем бешенством. Гаспар был счастлив оттого, что его друг так близко, и не задумывался о том, что будет дальше.
— Обойдем яхту кругом, — сказал Жером. — Будем останавливаться у каждого иллюминатора.
Стараясь грести бесшумно, они продвигались вдоль борта. Иллюминаторы были закрыты, что делается внутри — не видно. Заглянув во все, мальчики чуть подали лодку назад и увидели, что над верхней палубой светятся три окошка. Может быть, это и была каюта юного Драпера?
— Надо забраться туда, — прошептал Жером с отчаянием в голосе. — Одно окно открыто.
— Как ты заберешься? — рявкнул Людовик.
— У меня есть веревка, — выдохнул Жером еще тише.
— Давай, — кивнул Людовик.
— Я боюсь, — всхлипнул Жером.
— Ну вот, приплыли, — пробурчал Людовик.
Течение между тем прибило байдарку к самому борту яхты.
— Дайте мне веревку, зашептал Гаспар, — а сами постарайтесь уцепиться за что-нибудь.
Людовик и Жером исхитрились ухватиться за закраину иллюминатора и держались, пока Гаспар, помогая себе веслом, забрасывал веревку на стойку перил. Это заняло больше четверти часа. Раз за разом веревка срывалась и соскальзывала вниз. Наконец Гаспару удалось накинуть ее; он сделал скользящий узел и затянул петлю вокруг стойки.
— Вернемся, — умолял Жером.
— Еще чего, — ворчал Людовик.
— Тише, кто-то идет, — шепнул Гаспар.
Они замерли, притаившись за бортом лодки.
Гаспар держался за веревку. На корме яхты раздались шаги, затем все стихло. Гаспар снял башмаки.
— Давай, — сказал Людовик.
— Только недолго, — взмолился Жером.
— Я туда и обратно. Только загляну в те окна наверху.
Гаспар медленно стал карабкаться вверх; друзья подталкивали его. Когда его голова была уже вровень с палубой, снова послышались шаги. Гаспар решил, что лучше от греха соскользнуть вниз. Но байдарку чуть отнесло от яхты, и Людовик с Жеромом не могли больше поддержать Гаспара. Ноги Гаспара стукнулись о борт утлой лодчонки, она накренилась, зачерпнула воды и стала тонуть. Людовик и Жером оказались в воде. Старый Никлас, услышав издалека плеск, быстро заработал веслами. Он посветил электрическим фонариком и, увидев своих сыновей, барахтающихся шагах в двадцати, и висящего на веревке Гаспара, крикнул им, чтобы плыли к нему. Жером и Людовик медлили, ожидая Гаспара, чтобы помочь ему. Но Гаспар, зная, что пловец он неблестящий, боялся отпустить веревку.
— Вы-то хоть плывите, — торопил Никлас, — Гаспару я сам помогу.
Тут на корме яхты послышался топот. Гаспар, больше всего боявшийся утонуть в черной воде, совсем растерялся и вместо того, чтобы спрыгнуть в реку, вскарабкался по веревке и мешком перевалился через перила. Оказавшись на палубе, он услышал приближающиеся шаги. Мальчик кинулся к трапу, который вел на верхнюю палубу. Взобравшись туда, он сразу наткнулся на спасательную шлюпку и нащупал туго натянутую сверху толстую парусину, привязанную веревками к бортам. На носу яхты зажегся прожектор; белый луч зашарил по воде. Гаспар перепугался вконец. Как в тот день, когда пегая лошадь разнесла витрину посудной лавки, ему хотелось одного: спрятаться, скрыться во что бы то ни стало. В кармане нашелся ножик; Гаспар перерезал одну из веревок и с трудом приподнял парусину. Юркнув внутрь, тотчас опустил край и постарался расправить его, чтобы все выглядело как прежде. На дне просторной шлюпки никто его не найдет; он отсидится здесь, пока не уляжется тревога на яхте, а потом, набравшись храбрости, незаметно улизнет и поплывет к берегу. О своем друге он и думать забыл.