Край, куда не дойдёшь, не доедешь

Вот так Гаспар впервые получил представление о том, как живет г-н Драпер. Все его намерения, зачастую добрые, на каждом шагу перетолковывали и искажали те, кому он платил, чтобы не забивать себе голову бытовыми проблемами. Гаспара отвели на камбуз. Тот, кого называли Жозефом, детина лет двадцати с отвратительной физиономией, был немедленно отправлен натирать лестницы, и без того блестевшие как зеркало. А Гаспара посадили чистить овощи.

Кок на яхте слыл мастером своего дела, но характер имел прескверный. На Гаспара он смотрел как на своего раба. Он был о себе очень высокого мнения и кичился тем, что состоял на службе у двух или трех европейских принцев крови. Г-н Драпер должен гордиться, повторял он, что для него стряпает один из лучших поваров Европы. Он требовал, чтобы на овощах, приготовленных для варки, не оставалось ни единого пятнышка; кроме того, Гаспару надлежало то и дело менять горячую воду, в которой мыли тарелки и стаканы, весь день начищать кастрюли и каждые полчаса подметать камбуз. Для кока все это были потребности куда более насущные, чем, например, дышать. Колдуя над своими блюдами, мэтр Седань использовал невероятное количество всевозможной кухонной утвари. В первый же день Гаспар узнал, какая это мука — извлекать мельчайшие частички, застрявшие в двух десятках различных соковыжималок, мясорубок и овощерезок, напоминавших ему инструменты хирурга. Впрочем, и чистоты в своей святая святых мэтр Седань требовал на уровне операционной.

В этот день Гаспар провел на ногах десять часов, во все следующие — по двенадцать. Качка вынуждала его к утомительным, почти акробатическим упражнениям. Когда не было возможности забиться в уголок между плитой и буфетом, приходилось постоянно за что-то цепляться. Что до кока, ему качка была нипочем — он только потешался над Гаспаром, когда тот проливал кипяток себе на ноги. Гаспару дали старые башмаки, нисколько не защищавшие от ожогов, и он терпел боль, стиснув зубы. Для ночлега ему отвели крошечный чулан, расположенный, как и камбуз, между нижней и верхней палубой, — там держали щетки и швабры. Вечером Гаспара поволокли по коридору, втолкнули в эту жалкую каморку и заперли на ключ. Пошарив в темноте, мальчик нашел пустой мешок — единственное, что можно было подложить под голову.

В первый вечер Гаспар долго не мог уснуть. Он-то думал, что увидит Драпера-младшего — пусть даже тот обольет его презрением. А вместо этого обречен проводить день за днем как в тюрьме и не может ничего узнать о своем друге. Он хотел выглянуть в иллюминатор, но стекло было мутное, гайки завинчены наглухо, и открыть его не представлялось возможным. Тогда Гаспар приник ухом к железной стенке чулана (никаких панелей здесь, разумеется, не было) и прислушался к доносившимся снаружи звукам.

Услышал он только глухие удары волн, долгие всплески, ритмично пробегавшие вдоль борта. Какое оно— бескрайнее море в пенных барашках сейчас, под звездным небом? Куда плывет яхта? Если на юг, то она, должно быть, уже пересекла Па-де-Кале. Гаспар припоминал уроки географии в школе, и ему представлялись названия морей, написанные большими буквами на голубом фоне. Но он понятия не имел ни о расстояниях, ни о скорости судна.

На следующее утро на рассвете пришел матрос, открыл дверь и, толкая в спину, отвел мальчика на камбуз. Камбуз помещался в самом конце коридора. Гаспар ничего не видел перед собой, кроме ступенек, ведущих наверх. Вдруг, не задумываясь о том, что его за это ждет, он метнулся к лестнице и в три прыжка оказался на залитой светом верхней палубе. Нос корабля то вздымался на волне, то нырял, устремляясь к бесконечно далекому горизонту. Волны в это утро были нежно-голубые, огромные, высокие» как горы, но без пенных барашков. Восходящее солнце озаряло безбрежный простор, похожий на лес, если смотреть на него с большой высоты. Лишь на мгновение увидел Гаспар несравненное море в новом обличье: матрос схватил мальчика за ногу, и он пересчитал все ступеньки, лежа ничком.

Весь долгий день Гаспар видел только плиту да кастрюли. Из иллюминаторов камбуза лился дневной свет на большой стол, где священнодействовал над своими блюдами мэтр Седань.

— На море посмотреть захотелось? — ворчал кок. — Вот я — разве я смотрю на море? Когда научишься работать как следует, дурь из головы выветрится, не захочешь больше пялить глаза на соленую водичку.

Время от времени, когда яхту качало сильнее, в иллюминаторе на миг появлялся горизонт, наискось перечеркивая стекло. Тогда Гаспар видел кусочек голубизны, и в нем, как в зеркале, приоткрывались ему морские просторы.