Край, куда не дойдёшь, не доедешь

И в конце недели Гаспар решил вести наблюдение с утра до вечера. Он взял с собой хлеб и бутылку пива и залег в укромном месте у тропинки, которая тянулась вдоль дамбы.

Яхта была небольшая. Однако выглядела она очень красиво: над верхней палубой возвышалась изящная надстройка с довольно просторными каютами, а над ней — капитанский мостик. На борту был только один ряд иллюминаторов. Стройный силуэт яхты завораживал Гаспара. Рано утром он увидел, как к ней подплыли две моторки. С них стали выгружать и поднимать на яхту какие-то бочки и ящики. Потом прибыл на маленьком катере Жак Обираль. Вместе с секретарем г-на Драпера вышел человек в белоснежном кителе и фуражке с золотым галуном. Они поднялись на палубу. До Гаспара долетали обрывки их разговора. Человек в белом оказался капитаном яхты. Он сказал, что команда из шести матросов будет на борту к вечеру. “Вот и отлично, — отвечал Жак Обираль, — г-н Драпер сможет приехать только завтра. Еще не все бумаги в порядке.” Гаспару так и не удалось понять, на какое время назначено отплытие и куда отправится яхта. Неужели мальчика увезут в какой-то далекий город, в чужую страну, откуда ему уже не убежать?

Жак Обираль с капитаном пробыли на яхте почти весь день. Часа в четыре Гаспар увидел своего друга — он появился откуда-то снизу. Рядом с ним шла довольно молодая женщина и что-то ласково говорила ему. Они поднялись по трапу на верхнюю палубу и облокотились на перила как раз напротив того места, где лежал в траве за дамбой Гаспар.

— Ну почему вы так упрямитесь? — говорила женщина. — Господин Драпер хочет вам только добра. Он обеспечит вам жизнь, которой многие позавидовали бы.

— Вы правы, я знаю, — кивнул мальчик. — Но я ничего не могу с собой поделать.

— Не будь вы так упрямы, вас не держали бы весь день взаперти в кают-компании. Ну ладно, вас ждет интересное путешествие, а там вы сможете делать все, что вам вздумается.

— Вы правы, — повторил мальчик.

Казалось, он оставил мысль о бегстве. Да и как он мог теперь убежать? Гаспар, охваченный непреодолимым любопытством, которое с самого начала пробудила в нем тайна юного Драпера, подполз к краю дамбы и высунулся из высокой травы, забыв о том, что его могут увидеть. Расстояние между ним и теми, за кем он наблюдал, было невелико: судно стояло на якоре на глубоком месте совсем близко от берега. Драпер и сопровождавшая его женщина молчали. Мальчик смотрел на темную воду, которая тихонько плескалась о борта яхты. Вдруг он поднял голову, и глаза его встретились с глазами Гаспара. Тот и подумать не мог, что его друг обратит внимание на маленького оборванца, притаившегося на берегу. Однако юный Драпер внимательно смотрел на него, и в его неласковых глазах сверкнул прежний строптивый огонек. Он повернулся к женщине:

— Вот увидите, я скоро опять убегу, и вы не поймаете меня, как в Ломенвале!

Он произнес эти слова с жаром, и его ломкий голос зазвенел от ярости. Его светлые волосы, теперь аккуратно причесанные, казалось, излучали свет; этот свет слепил глаза Гаспара и проникал ему в самое сердце. Едва договорив, мальчик резко повернулся и скрылся за высокой трубой яхты. Женщина бросилась следом, но он тотчас выскочил с другой стороны и, прежде чем спуститься по трапу, сделал Гаспару знак. Женщина бежала за ним, точно боялась, как бы он не спрыгнул в воду.

Гаспар ждал до сумерек. Больше ничего особенного не произошло. Жак Обираль и капитан до вечера оставались где-то внизу, вероятно в кури-тельной, и покинули яхту около шести часов. Гаспар ушел, только когда совсем стемнело. Он вернулся к Никласу и его сыновьям, которые приберегли для него ломтик колбасы, хлеб и пиво; они дали Гаспару поесть и только потом спросили, что дала его слежка.

— Я видел его издали, — рассказывал Гаспар. — Он по-прежнему хочет убежать, но его стерегут, а завтра или послезавтра яхта уйдет в море, и я больше никогда не увижу моего друга.

От волнения он едва мог говорить.

— Не отчаивайся, сынок, — сказал ему Никлас.

— Мы сядем в байдарку и поплывем к яхте, — выпалил Жером.

— Ты-то ни за что не отважишься, — фыркнул Людовик.

— Ну-ну, без глупостей, — нахмурился Никлас.

— Ничего нельзя сделать, — всхлипнул Гаспар.

— Вот, вечно так: ничего нельзя сделать, ничего нельзя сделать! — злобно крикнул Людовик.

— Я бы рад вам помочь, — вздохнул Никлас, — да только к чему все это?

Этот много повидавший человек редко противился желаниям своих чад, хотя всегда на словах и на деле учил их благоразумию. В сыновьях была вся его жизнь, и ничего другого он, казалось, уже не ждал в этом мире. Гаспару еще не раз предстояло подивиться своеобразию его характера.