В маленькой закусочной Гаспар поел жареной картошки и мидий, затем вернулся к Шельде. Он долго бродил, даже не думая разыскивать тех, к кому послал его Теодюль. Что-то давно с ним ничего не случалось, и мальчик ждал очередного невезения, зная, что тогда этот новый мир, в котором он робко делал первые шаги, отринет его навеки. Поэтому ему хотелось успеть увидеть как можно больше. Он еще прошелся по берегу Шельды, вышел на соборную площадь и полюбовался высокой колокольней, бродил без цели по широким проспектам. Только под вечер Гаспар решил, что пора пойти к Стэну и поискать Никласа Крамера и его сыновей.
Он спросил о них в окошечке у причала, откуда катера увозили туристов, желающих осмотреть порт и покататься по реке.
— А, Никлас Крамер! Они, знаете, музыканты, играют сейчас на пляже Святой Анны.
— А где это — пляж Святой Анны? — спросил Гаспар.
— Вон там, подальше, спуститесь на лифте и пройдите через туннель под Шельдой. На том берегу идите вдоль реки.
Гаспар отыскал лифт, спустился в туннель, поднялся на другом лифте и оказался на противоположном берегу реки — это была голая равнина без единого домика, только небольшие ивовые рощицы шелестели там и сям. Широкие безлюдные бульвары пересекались на этом пустынном берегу под прямым углом.
За целым полем гладиолусов Гаспар нашел пляж Святой Анны. Здесь домишки, кафе и аттракционы тянулись в ряд вдоль берега, где зеленели на фоне песка и ила пучки травы. Вдруг он застыл на месте и зажмурился: в доке напротив, за окруженными зарослями камыша островками, возвышался огромный, величиной с двадцать домов, пароход. Мальчик долго стоял, неотрывно глядя на него. Высоко на палубах крошечные человечки делали какие-то знаки.
— Драпер, — прошептал Гаспар. Он подумал о том, что его друг может оказаться среди этих людей, отплывающих в далекие края, и расплакался.
Но вскоре он взял себя в руки. Чему быть, того не миновать — и Гаспар отправился на поиски Никласа. Смеркалось. В домах и на пароходах уже вспыхивали огоньки, когда Гаспар увидел наконец в самом конце пляжа на отмели совсем маленький пароходик. На палубе сидели пожилой на вид мужчина и два мальчика. Они заканчивали довольно скудный ужин.
— Господин Крамер! — позвал Гаспар.
— Я самый, — ответил мужчина. — Чего тебе?
— Меня прислал Теодюль Резидор, — сказал Гаспар, убедившись, что говорит с Никласом Крамером. — Вы не могли бы помочь мне найти какую-нибудь работу?
— Теодюль Резидор! — радостно воскликнул Никлас. — Давненько мы с ним не виделись, сколько лет уже, но помним его и забывать не собираемся. Иди сюда, сынок, кто бы ты ни был. Познакомься, вот Людовик и Жером, мои маленькие музыканты. Ну-ка, держи конец и поднимайся к нам.
Гаспар взобрался на палубу. Ему дали поесть, а потом подробно расспросили о Теодюле, после чего он узнал во всех подробностях историю семьи Крамеров.
Никласу было лет шестьдесят. Женился он поздно. Жена умерла, оставив его вдовцом с двумя маленькими сыновьями. Бедняком он не был, но после того, как оба сына сильно пострадали от взрыва, в результате которого оглох юный Резидор, отец задался целью обеспечить им спокойную жизнь на свежем воздухе. Он обучил их музыке, и они играли вместе то здесь, то там на пляжах, кормясь щедротами слушавших их туристов.
В первый же вечер Гаспару отвели место в тесной каюте, где жили Людовик и Жером, — мальчики были немного помладше его. Он коротко, не вдаваясь в подробности, объяснил своим новым друзьям, что ему пришлось покинуть родную деревню и что он ищет друга, который, кажется, живет в Антверпене. Гаспар втайне надеялся, что Ник-лас видел где-нибудь этого мальчика — и впрямь трудно было не запомнить его белокурые волосы и удивительные глаза — или слышал о нем.
Никлас только пожал плечами: он такого мальчика не знал. Потом Никлас попросил Гаспара не удивляться странностям Людовика и Жерома. Для них, как и для Теодюля, сильнейший взрыв не прошел бесследно, и у обоих с тех пор изменился характер. Людовик стал сварливым и раздражительным, а Жером — боязливым как заяц.
Когда Гаспар отправился спать в каюту вместе с мальчиками, ему сразу же пришлось столкнуться с малоприятными особенностями их нрава. Людовик во что бы то ни стало хотел уложить гостя на своей койке, а Жером рвался уступить свою. Гаспар же уверял обоих, что ему будет лучше на тюфяке, который Никлас принес для него и положил на пол каюты. Тотчас вспыхнула ссора.
— Ты просто боишься спать у иллюминатора, — говорил Людовик Жерому, — потому и хочешь уступить свое место.
Гаспар решил, что лучше уж сразу согласиться лечь на койке Людовика, чтобы положить конец спорам. Но когда этот вопрос был решен, перебранка лишь разгорелась с новой силой. Людовику, казалось, доставляло удовольствие злиться. Он кричал:
— Ты только представь: наш Жером боится какого-то человека с рыжей бородой. Послушать его, этот человек бродит ночью по реке и стучит по бортам нашего корабля.
— Это злой человек, — отвечал Жером, — ты сам отлично про него знаешь.
— Как же, он ходит прямо по воде! — кипятился Людовик.