Козерог и Шурочка

– Неужели действительно это ты? – всё ещё не могла она поверить в произошедшее чудо. – Столько лет прошло. Как будто это было в другой жизни. – Дина Леонидовна ладошкой смахнула слезинку с одной стороны лица и опять засмеялась. – Родя, какой ты стал! Прямо настоящий артист! А может ты и правда артист?

– Из погорелого театра, – весело ответил Родион Ефимович.

На душе у него стало до того хорошо, что он не знал как выразить своё нежданное счастье, и вдруг отступив назад, ловко выбил ногами чечётку. Со стороны, должно быть, это выглядело очень забавно: высокий уже в возрасте мужчина выплясывающий перед хрупкой женщиной. А потом, что стало ещё более неожиданным, он опустился на одно колено и склонил голову.

– Родя встань! – испуганно вскрикнула Дина Леонидовна, глядя на него восхищёнными глазами и подала руку.

Мужчина осторожно принял нахолодавшую ладошку и приник к ней горячими губами.

– Несносный мальчишка! – захохотала женщина, но руку не убрала.

Мимо проходили люди, они улыбались и оглядывались почти до самого выхода из парка.

– Так и будем стоять? – весело поинтересовалась Дина Леонидовна, – или всё же присядем?

Родион Ефимович проворно поднялся на ноги, увлёк женщину на скамью. Скоро он уже знал, что Дина Леонидовна на узловой станции оказалась случайно: возвращалась от дочери из другого города, билетов на прямой рейс в южном направлении не было, вот и пришлось добираться с пересадкой.

– А знаете что, Диночка, – оживился Родион Ефимович, – пока я в одиночестве бродил по городу, приметил одно замечательное кафе. Мы можем посидеть там и мило поболтать. Надеюсь у тебя поезд не скоро?

– Не скоро, – эхом отозвалась она.

Они оставили тележку в камере хранения и, обнявшись, медленно двинулись по узкой улочке. Старинная мостовая была засыпана багряными кленовыми листьями. С резных балкончиков вторых этажей кое-где свисали фиолетовые, лиловые, розовые вьюнки, вспыхивая на солнце радужным светом.

Мимо, едва не сбив, на новеньких велосипедах лихо промчались мальчишка и девчонка. Они заразительно хохотали и непрестанно звонили, чтобы пешеходы уступали им дорогу

– А помнишь, как ты меня учил кататься на своём велосипеде? – спросила женщина – Это было в тот год, когда мы только познакомились. Велосипед был взрослый, и надо было уметь крутить педали из-под рамки. А потом я поехала одна и всё равно упала, а ты дул на мою разбитую до крови коленку, чтобы мне не было больно, а потом облизал подорожник и приложил его к ране, чтобы унять кровь. А потом просил прощения у моей бабушки, хотя и не был виноват.

– Я очень боялся тогда, что твоя бабушка рассердится и отправит тебя домой, и мы больше никогда не увидимся. А я уже успел тебя полюбить всем сердцем.

– Я это поняла ещё, когда мы играли в прятки. Мы сидели с тобой в смородине за колодцем, и ты в первый раз поцеловал меня. Мне было так стыдно… и приятно.

– Мне тоже понравилось, – ответил он с улыбкой, привлёк спутницу к себе и поцеловал в щёку. – Это было примерно так.

– А потом ты признался мне в любви, – зарделась от смущения женщина.

– Но это было не сразу, – поправил он. – Это случилось в твой второй или третий приезд на каникулы. Тогда я украл у сестры какую-то книгу о любви, и проштудировал её от корки до корки, чтобы узнать, как это делают женихи.

– Я помню. Ты тогда сказал: «Сеньора, вся моя никчёмная жизнь принадлежит вам, можете ей распоряжаться, как вам будет угодно».

– Я так сказал?

– Да, ты так сказал. И всё время дрался с мальчишками, которые заглядывались на меня, храбро защищал мою честь и достоинство. Ты был моим ангелом хранителем.

Они подошли к кафе. Дни стояли ещё довольно тёплые, и столики располагались на улице, прямо на тротуаре. От дождя посетителей защищал широкий красный тент. За столиком у фасадного окна сидела две молодые пары. Они были заняты собой и на новых посетителей не обратили внимания. В вазах из толстого искристого стекла помещались розовые и белые флоксы.

– Похоже на парижское уличное кафе, – сказала Дина Леонидовна. – Мы однажды с мужем были там в отпуске.

– Отлично! – воскликнул Родион Ефимович. – Тогда будем пить французское вино, закусывать ароматным сыром, и говорить о нас.

Он помог женщине разместиться за столом, а сам, напевая: «Ах, Парыж, Парыж», отправился разыскивать хозяина заведения. Им оказался толстый и шутливый грек с аккуратными усиками. На нём был белый застиранный фартук, о который он поминутно вытирал волосатые руки. Отдалённо он чем-то и вправду напоминал француза.

– Замечательный выбор! – обрадовался грек и скоро вернулся с заказом, держа перед собой поднос. Семеня короткими ножками, он ловко лавировал между столами, что с его-то фигурой было просто поразительно. Хитро блеснув из-под кустистых бровей тёмными, как янтарь глазами, он с достоинством кивнул кучерявой головой: – Хорошего отдыха, господа! – И ушёл, что-то весело мурлыча себе под вислый нос.

Музыка, до этого игравшая нечто стремительное, цыганское, на какой-то момент стихла и вдруг из динамиков полилась совсем другая мелодия с другими словами.