Такое использование священной реликвии в качестве военного оплота, по утверждению первосвященника Соломона, было свойственно не только далекому прошлому Эфиопии. Напротив: «Совсем недавно — в 1896 году, когда царь царей Менелик II вступил в бой с итальянскими агрессорами при Адуа, что в области Тиграи, священники вынесли ковчег завета на поле битвы, дабы противостоять противнику. В результате Менелик одержал крупную победу и с большой славой вернулся в Аддис-Абебу».
Я перечитал эту часть ответа с немалые интересом, ибо знал, что Менелик II действительно «одержал крупную победу» в, 1896 году. В тот год 17 700 итальянцев под командованием генерала Баратиери, с тяжелой артиллерией и другим самым современным оружием вступили с узкой полоски побережья Эритреи на Абиссинское нагорье с намерением превратить всю страну в колонию. Слабо подготовленные и плохо вооруженные войска Менелика встретили их под Адуа утром 1 марта и менее чем за шесть часов одержали — как позже напишет один историк — «величайшую победу африканской армии над европейской со времен Ганнибала»: «Итальянцы потерпели жестокое поражение… величайшее из когда-либо случавшихся с белыми людьми в Африке».
Ошеломляющее указание на то, что ковчег был использован при Адуа, навело меня на мысль о едва ли возможном использовании его сегодня — быть может, ФНОТ, контролировавшим сейчас Аксум и одержавшим, подобно Менелику II, немало блестящих побед в последние месяцы. Однако в своих письменных ответах Соломон не спекулировал подобной возможностью. Вместо этого (отвечая на мой вопрос о безопасности ковчега в предназначенной для него церкви во время нынешней тотальной войны правительства с повстанцами) Соломон предложил совершенно иной сценарий.
Во время нашего разговора в июне он казался уверенным в том, что священная реликвия все еще хранится в обычном месте, «охраняемая всем населением Тиграи».
Сейчас он уже не казался столь уверенным. «Бывали, хоть и не очень частые, случаи, — объяснял Соломон, — в периоды разгула насилия и величайших испытаний, когда монах-хранитель, следящий днем и ночью за ковчегом до самой своей смерти, вынужден был укутывать ковчег и вывозить его из Аксума в безопасное место. Мы знаем, например, что такое случилось в шестнадцатом веке, когда на Тиграи обрушились мусульманские армии Ахмеда Грагна и Аксум был почти полностью разрушен. Тогда хранитель вывез ковчег в монастырь Дага Стефанос, расположенный на одном из островов на озере Тана. Там он был спрятан в потаенном месте».
Вывод первосвященника заставил меня чуть ли не подскочить на стуле. В условиях нынешней войны и хаоса в Тиграи, писал он, вполне возможно, что хранитель снова вывез ковчег из Аксума.
ДВА ОЗЕРА, ДВА ОСТРОВА
В Аддис-Абебу я вылетел уже во вторник 14 ноября, а прилетел в среду 15 ноября утром. Несмотря на постоянные бои почти повсеместно в северной Эфиопии, я четко определил цели своей поездки. Если первосвященник Соломон прав в своем анализе, рассуждал я, не может ли священная реликвия, считающаяся ковчегом завета, и сейчас храниться на монастырском острове Дага Стефанос в том же самом «потаенном месте», что и в XVI веке?
Разумеется, этот остров не был единственным местом, где могли спрятать реликвию. Я прекрасно помнил, как доктор Белаи Гедаи сообщил мне в одном из наших телефонных разговоров о другой, более ранней версии спасения ковчега во время мятежа царицы Гудит в Х веке. В то время, объяснил эфиопский историк, он был доставлен на один из островов на озере Звай.
Поэтому я прилетел в Эфиопию, чтобы проверить и озеро Тана, и озеро Звай: первое находилось на расколотом войной севере, но в зоне, контролируемой правительством; второе — на более безопасной территории и в двух часах езды на юг от Аддис-Абебы.
В первые дни пребывания в эфиопской столице меня обуревало ощущение неотложности моего дела. Из Англии я вылетел меньше чем через неделю после прочтения ответов первосвященника Соломона на мои вопросы, и спешка объяснялась довольно просто: хотя озеро Звай находилось — по крайней мере временно — в достаточной безопасности, не было абсолютно никаких гарантий, что озеро Тана останется еще долгое время в руках правительства. Повстанческие силы, как мне было известно, окружили город-крепость Гондэр, расположенный примерно в тридцати милях к северу от большого озера. В тоже время порт Бахр-Дар на его южном берегу подвергался спорадическим артобстрелам и внезапным атакам. Поскольку до острова Дага Стефанос я мог добраться только через Бахр-Дар, я просто чувствовал, что не могу терять время.
Не могло быть и речи об оформлении разрешения на поездку по провинциям по обычным бюрократическим каналам. В сопровождении моего давнего друга Ричарда Панкхерста, взявшего на несколько дней отпуск в Институте эфиопских исследований для оказания мне всевозможной помощи, я отправился на встречу с одним из знакомых мне высокопоставленных деятелей — Шимелисом Мазенгия, главой идеологического отдела и старейшиной Политбюро правящей Партии трудящихся Эфиопии.