Имя «Жаструсьяк» присутствовало в сознании Скейд и казалось обманчиво знакомым. Она не могла его стереть. Как только выдалась возможность, Скейд вошла в коллективную память и просмотрела всю информацию, которая касалась этого имени. Это просто какой-то странный продукт подсознания Моленки — несомненно, натуры творческой. В момент потрясения оно создало образ несуществующей личности…
К некоторому удивлению, Скейд узнала, что Материнское Гнездо знает некоего Жаструсьяка. Этот Объединившийся был завербован во время оккупации Города Бездны. Довольно скоро он снискал доверие Внутреннего Кабинета, получил доступ к его базам данных и начал работать над прогрессивными концепциями, в частности, над теорией проникающего движения. Жаструсьяк входил в небольшую группу теоретиков, которые создали собственную исследовательскую базу на астероиде и разрабатывали методы, позволяющие сделать знаменитые двигатели Конджойнеров «невидимыми».
Задача оказалась не из легких, и команда Жаструсьяка стала одной из первых, кто подтвердил это собственным примером. Их база вместе с половиной астероида была уничтожена во время аварии.
Таким образом, Жаструсьяк мертв. И, судя по всему, вот уже много лет.
Но будь он жив… Именно Жаструсьяка Скейд хотела бы видеть в качестве эксперта в своей команде на борту «Ночной Тени». Очень вероятно, к настоящему он стал бы специалистом примерно такого же уровня, как и Моленка, и в итоге работал бы вместе с ней.
И о чем это говорит?
Скейд решила остановиться на версии о неприятном совпадении.
Как раз в этот момент к ней обратилась Моленка.
(Мы готовы, Скейд. Можем попытаться повторить эксперимент.)
Скейд замялась. Она была уже готова рассказать Моленке то, что узнала о Жаструсьяке. Но затем придумала кое-что получше.
«Приступай».
Установка пришла в движение. Изогнутые черные рукава молотили вакуум. Порой казалось, что они проходят друг через друга, разрывая и связывая пространство-время подобно дьявольской ткацкой машине, баюкая измененную метрику, заманивая ее в тахионную фазу. Несколько секунд — и они превратились в размытое пятно за кормой «Ночной Тени». Датчики гравитационных волн и экзотических частиц зарегистрировали шквал глубоких пространственных потрясений — это по всей границе пузыря свернулся и сжался на микроуровне квантовый вакуум. Компьютеры снимали картину напряжений, обрабатывали ее, рассказывая Моленке о том, как меняется геометрия пузыря. В свою очередь, она передала картину Скейд, визуализировав сферу поля как пылающую глобулу[52], пульсирующую и дрожащую подобно капле ртути в невидимой магнитной колыбели. По поверхности пузыря перекатывались призматические волны всех цветов спектра — часть этих цветов не могла восприниматься глазом обычного человека. Эти переливы отражали самые потаенные нюансы взаимодействия квантового вакуума. Но это не волновало Скейд. Все, что для нее имело значение — сопутствующие показатели, которые говорили о том, что пузырь ведет себя нормально. Настолько нормально, насколько можно ожидать от чего-то, не имеющего права существовать в этой Вселенной. Наконец появилось голубое свечение, выходящее из пузыря — и сканеры засекли излучение Хокинга[53], частицы, которые удалялись от «Ночной Тени» на сверхсветовой скорости.
Моленка сигнализировала, что техники готовы расширить пузырь. Тогда весь корабль окажется внутри собственной сферы пространства-времени в тахионной фазе. Процесс произойдет мгновенно. Затем — по расчетам Моленки, за пикосекунду[54] субъективного времени — поле снова сожмется до микроскопических размеров. Но этого момента стабильности окажется достаточно, чтобы переместить «Ночную Тень» на расстояние в одну световую наносекунду[55] — примерно треть метра. Корабельные зонды уже выведены за пределы ожидаемого радиуса пузыря и готовы зарегистрировать момент, когда корабль совершит перемещение, превратившись в тахион. Конечно, тридцать сантиметров — слишком мало, чтобы соперничать с Клавейном. Но прыжок можно будет сделать более продолжительным или повторять раз за разом… Как всегда, самое сложное — сделать первый шаг. Потом останется только оттачивать мастерство…